Пленум протест удовлетворил, информация об этом была опубликована в «Бюллетене». Я ходил с журналом и показывал его знакомым. Все меня поздравляли и хвалили: вот это да! Акции мои как юриста поднялись, я знал, что меня выдвигают на должность старшего консультанта.
Но судьба распорядилась иначе. Общественная жизнь захватила меня. Нетерпимость к несправедливости, желание помочь товарищам выдвинули меня на комсомольскую работу. Я был избран секретарем комсомольской организации Верховного суда. Были, видимо, кроме энтузиазма, и некоторые организаторские способности, так как наша структура стала одной из лучших в районе. Знали меня и как постоянного лектора райкома комсомола, внештатного инструктора отдела пропаганды. В общем, на очередной районной конференции меня избрали членом бюро райкома. Надо было разрываться на две или даже три части.
Единственное, что меня спасало, — это изменение в лучшую сторону всей моей жизни: я женился 4 июля 1950 года. Моя Деля полностью понимала и поддерживала меня. А ей всегда было нелегко, ведь меня почти не было дома. Наш первенец Сережа воспитывался практически без родителей — бабушкой Любовью Герасимовной и соседкой Розой Григорьевной. Жил он в своей половине комнаты, отгороженной занавеской, где играл, делал уроки и заводил грампластинки на проигрывателе, в основном революционные песни.
Брат унаследовал от отца его конформизм, но он трансформировался в нечто очень странное. Например, в то же пристрастие к революционным песням, жанру очень специфическому, нагруженному исторической семантикой. Возможно, это был первый шаг брата к профессии историка, причем по кафедре истории КПСС — при своем крайне скептическом, ироническом и в то же время компромиссном уме он прочитал всего Ленина, не исключено, что его как читателя следовало занести в Книгу (рекордов) Гиннесса. Правда, эти самые революционные песни я помню плохо: если к ним в каком-то смысле можно отнести «Гуантанамеру», тогда да — было такое. Много раз.
От Розы Григорьевны в моей памяти остались только имя и отчество. Я всегда думал, что это такая наша родственница, тем более что имя и отчество были вполне подходящими для маминой линии. Оказалось, соседка. Коммунальный быт и в самом деле оказывался совсем не линейным — тут были и соседские доносы в органы, и самая главная помощь, помощь в воспитании ребенка.
В этой части мемуаров папа как-то широко распорядился временем — от свадьбы в 1950-м до революционных песен, которыми увлекся брат, а это, пожалуй, начало 1960-х.
Отец не дожил до золотой свадьбы две недели. Мама пережила его на несколько месяцев. Два кадра — медовый месяц в Одессе, папу, маму и Эмму Мхитарян (без нее мама не могла провести даже медовый месяц) сносит волной, они загорелые и счастливые; затем — два года спустя, лето 1952-го: съемная дачка на Лосиноостровской, лето, жара, усталая, исполненная материнства, но веселая мама, давно не стриженный отец, без рубашки, в широких полотняных белых штанах поднимает своими огромными руками моего полугодовалого брата. Интересно, кто снимал…
После моего довольно острого выступления на городской комсомольской конференции мною заинтересовался МГК ВЛКСМ. Пригласили на беседу, а затем я был отозван на общественную работу и стал инструктором орготдела Московского комитета комсомола.
Заведующей нашим боевым отделом была фронтовичка Лия Кутакова, создавшая дружную, веселую команду, которая задавала тон в работе комсомольских организаций города. Секретарем горкома, ответственным за организационную и кадровую работу, был В.Я. Павлов — очень знающий и собранный, но несколько занудливый человек. Каждую неделю он проводил совещания, на которых в пух и прах разбивал наши отчеты за неделю, ехидно наставлял.
Заканчивал так: а теперь, ребята, сели на мотоциклы и вперед, на места! Рабочий день четко делился на две половины: до обеда — в организациях, на заводах, в НИИ и вузах, а вторая половина — за рабочим столом в МГК, отписаться, заполнить бумаги, дозвониться по срочным делам.
Нашим кумиром и строгим преподавателем был Георг Мясников — второй секретарь МГК, безбоязненно, на равных беседовавший с любым министром и с партийным руководителем: «Комсомол требует!» Ему шли навстречу без всяких оговорок.