— Ничего страшного, — поспешно сказала я, спасая её от того, что быстро переросло в нервное лепетание. Господи, сколько всего здесь зависело от меня! И многие, что можно понять, опасались, вдруг я буду вносить радикальные перемены. Поспешив унять её страхи, а также опасения остального персонала, я сказала: — Любые исключения, сделанные Джунипер, продолжатся и впредь. Если у Клайда проблемная нога, мы будем принимать это в учёт. Ничего не изменится. Амбар?
Я даже не знала, что здесь был амбар, но должна же где-то храниться техника, которая использовалась для обслуживания земель.
— За гаражом, через Полночный Сад. Вы не сможете его не заметить.
— Он сказал, что за проблема?
Она покачала головой.
— Я об этом позабочусь.
— Спасибо, мэм. И спасибо вам за Клайда. Он хороший мужчина. Он вас не разочарует.
***
За оранжереей, за южными воротами, за гаражом, за ещё одними замысловатыми воротами из кованого железа, вделанными в возвышающееся кирпичное ограждение, простирался Полночный Сад, который столь основательно поразил меня, что я на мгновение забыла про амбар. Десятки могучих дубов со старыми круглыми ранами от ампутации нижних веток простирались так высоко и плавно, как грациозные танцоры, поддерживая лиственные кроны, образуя почти непроницаемый потолок зелени, сквозь который скудно проглядывало небо.
Такое чувство, будто я вошла в секретный мир, зелёное, природное место, просторные акры, где я не удивилась бы найти фей, ухаживающих за цветами, и нимф, охраняющих зеркальные поверхности водоёмов, обрамлённых камнями и мхом. Воздух полнился песнями птиц; белки прыгали и играли в их лиственных домах.
Как только я зашла за эти кирпичные стены высотой более четырёх метров, время прекратило своё существование. Словно в этом саду не было прошлого, настоящего или будущего. Сама эта концепция казалась здесь глупой; время явно было податливым, а не линейным, и скользнуть по нему в сторону было так же легко, как назад или вперёд. Я воображала, что могу стоять в любом столетии, в любой стране, возможно, даже в той, что ещё не обнаружена — в такой же отдалённой и отрешённой от внешнего мира, каким ощущался Полночный Сад.
В дальнем углу, за длинным, узким зеркальным прудом, окружённым ещё большим количеством гладких плоских камней, возвышалось то, что могло быть лишь дубом Сильван, с гостеприимной каменной скамейкой под ним. Я двинулась туда, благоговея; никогда в жизни я не созерцала такого дерева, обладающего подобным присутствием. Высотой оно было почти тридцать метров, обхват ствола доходил до добрых трёх метров, а его ветви, многие из которых тяжело покоились на земле, прежде чем взметнуться обратно к небу, были такими толстыми и широкими, что мы с Эсте могли бы бок о бок улечься на одной ветке и смотреть на крону. Это дерево не перенесло ампутаций, ветви разваливались от неба к земле, затем вновь взмывали к небесам, не имея никаких шрамов. Огромная бахрома серебристого мха свисала с веток, покрытых папоротниками, плющом и воздушными лозами. Тут цветок поднимал застенчивую головку из щёлки. Там сова обустроила свой дом; ещё где-то коконы изящно крепились к нежной обратной стороне листьев. Мерцающие нити большой паутины (с весьма ужасающим огромным жёлто-чёрным пауком в центре) простирались на три с половиной метра, от ветки до ветки. Дуб Сильван сам по себе был нетронутой экосистемой.
— Ну разве ты не величественен? — воскликнула я, подходя к стволу, прижимая ладони к тёплой коре, будто я могла почувствовать столетия жизни, пульсирующие в древесном соке, который питал его яркое, гигантское сердце.
И я готова была поклясться, что на мгновение действительно