Я поносил отчаяние, презирал его, воспринимая его как и любую эмоцию: как слабость. Я боролся с ним, размахивая своим могучим молотом, чтобы уничтожить его.
Чем сильнее я сражался, тем ожесточённее становилось отчаяние.
Наконец, измучившись битвой, устав закрывать глаза, чтобы не видеть обломки своей жизни, я бросил молот и открыл их. Широко.
Бездна отчаяния уставилась на меня, а я уставился в ответ, не дрогнув. А потом, фыркнув от смеха, я прыгнул в эту бездонную глотку безумия.
К моему удивлению, я обнаружил, что у бездны есть дно, и в глубине этого беспощадного ущелья я нашёл тихое место.
Там я пришёл к пониманию, что не нужно сражаться с отчаянием.
Сквозь него нужно идти особым образом. Шагать наискось, словно проходя по поверхности зыбучих песков, и если продолжать шагать наискось, это превратится в своего рода инстинктивный танец, что старше самого времени. Танец, что пронесёт тебя над мгновением, сквозь тёмную ночь твоей души к рассвету.
Ибо по мере того, как дух твой движется этими медленными, проверенными шагами, известными с рождения, шагами, впечатанными в самую суть твоего существа, ты начинаешь вспоминать лучшее о том, кто ты, кем мог бы быть при иных обстоятельствах, и кем всё ещё можешь стать, потому что это возможно (с каждым хрупким свежим рассветом, когда ты делаешь вдох) — выбрать снова.
Невозможно, однако, выковать новый путь, неся на себе груз из самонаказания, сожаления о деяниях, которые нельзя отменить. Ты должен оставить прошлое, никогда не забытое, вечно являющееся частью твоей натуры, но лишь как кокон, предшествовавший появлению бабочки.
Некоторые считают, что неподвижность и танец противоположны.
Они — две стороны одной монеты, и монета эта — валюта жизни.
Ты должен научиться быть неподвижным. Ты должен помнить танец.
Затем, чтобы сделать нечто большее, чем просто существовать — чтобы по-настоящему жить — ты должен научиться делать и то, и другое одновременно.
Молодая ведьма, что подходит к Уотч-хилл, в совершенстве овладела неподвижностью.
Но не научилась танцевать. Она даже не слышит музыку в своей крови.
Мой враг поджидает её.
Гада забавляет, что неоперившаяся Кайлех ни разу меня не увидит, хотя она и будет смотреть на меня.
Я — тот, кто однажды был воином, которого боялись больше всех на любом поле битвы, в любом столетии — бессилен помочь ей, и скоро она узнает жизнь такой, какой знаю её я.
Ад, которому нет конца.
Глава 3
10 апреля, воскресенье