Дом на Уотч-Хилл

— Джоанна не очень любила разглашать информацию. Её единственным опасением было то, что она умрёт, а ты не будешь иметь ни малейшего представления, что с тобой происходит, когда твоя сила пробудится.

Я опустилась на стул за кухонным островом, сдувшись.

— И всё? Серьёзно?

— Не считая того, что она заставила меня пообещать, что я расскажу тебе про сейф, — сказала Эсте, подвигая ко мне горячую кружку цикориевого кофе. — Смотри, что я нашла, — она улыбнулась, подталкивая вперёд маленький глиняный кувшин. — В буфете есть холодильник, заполненный очаровательными старомодными молочными бутылками с настоящим молоком.

Думая о том, что мне не терпелось добраться до содержимого огнеупорного сейфа, и лучше бы это содержимое многое объяснило, чёрт возьми, я заглянула в кувшин. «Настоящее» означало прямиком из-под коровы. Обычно вид густых комковатых сливок вызвал бы у меня восторг. У нас с мамой однажды была молочная корова. Я назвала её Дейзи. Я любила эту корову, валялась с ней на траве, сонная от солнца. Это было лучшее лето у подножья гор Западной Вирджинии. Мы делали свой сыр, мороженое со свежими персиками, которые ещё были тёплыми после сбора. Мама учила меня, как готовить масло, тряся сливки в банке, пока они не начинали комковаться и сбиваться. Она показала мне, как промывать молочные сгустки в холодной воде с помощью мягкой лопаточки, пока они не свернутся, легонько присолить масло и вдавить в форму, а потом мы мазали им булочки и кукурузный хлеб с джемом, и я думала, что мы королевы, самые счастливые из людей и такие чрезвычайно богатые. Я думала, нам удастся остаться. Дейзи меня убедила. Она была живой, на нашем попечении. Само собой, мы останемся. Потом коровы не стало, и мы тоже исчезли.

При виде сливок мой живот скрутило.

Моя мать, которая подавляла меня и заставляла усомниться в самой фундаментальной моей природе, открыто обсуждала это с моей лучшей подругой.

Эсте встала позади меня, положила ладонь на моё плечо. Я мгновенно ощетинилась.

— Я не враг, Зо. Поистине не враг, — пробормотала она.

Я не поддалась ни на дюйм, двинув плечом, чтобы скинуть её руку.

Вздохнув, она опустилась на стул рядом со мной.

— Твоя мама любила тебя больше самой жизни, Зо. Она сделала бы что угодно, чтобы защитить тебя. Пусть она никогда не называла моей маме причину подавления твоей магии, она всё же пригласила её для беглого проблеска глубокого зрения.

Пригласила её… глубокое зрение. О да, ещё больше доказательств того, что я ведьма, и все знали вещи, которых я не знала. Просто тупая и слепая Зо, барахтается тут.

Она продолжала.

— Мама сказала, что чего бы ни боялась Джоанна, её так ужасала перспектива, что это случится с тобой, что она правда верила, что скрыть от тебя твоё наследие — это единственный возможный способ подарить тебе шанс на жизнь. Она была убеждена, что Джоанна делает это, исходя из глубочайшей, максимально безусловной любви. Вот почему мама так и не сказала ничего. Если бы она не была убеждена в этом, она бы заговорила. Она бы пошла против самих небес, если бы верила, что твоя мать делает это по какой-то другой причине.

Тогда я чуть не заплакала. Боже, эти эмоции! Как люди справлялись, постоянно чувствуя всё так интенсивно? Это так отвлекает!

В этом Эсте права. Я чувствовала от мамы лишь глубокую, безусловную любовь. Сама я, может, и была способна лишь на поверхностные эмоции, но я всё время чувствовала горение любви той женщины, непоколебимое, тёплое и твёрдое как плащ вокруг меня и, если это вообще возможно, вечное.

— Ты была её миром. Единственным, что имело для неё значение.

Она тоже была единственным, что имело значение для меня. Мне пришло в голову, что это, возможно, нездоровое отношение к жизни. Но с другой стороны, в нашей жизни тогда мало что было здравым.

— Ты веришь, что ты ведьма, не так ли? Что-то уже происходило, да? — тихо спросила Эсте.

Я натянуто кивнула.

— Хорошо. Мне нужно подготовиться к выставке в Индиане в понедельник, и завтра утром придётся улететь в безбожно ранний час. Перед тем как я уеду, тебе многому нужно научиться. Давай начнём.

***

Много часов спустя я сидела на своей кровати и смотрела на толстую записную книжку с обложкой из коричневой кожи, украшенную рельефным рисунком совы и кельтскими узлами и перевязанную кожаным шнурком. Одевшись и приготовившись, я убивала время и ждала, пока Эсте выйдет из душа, тем временем стоически отказываясь открывать книгу. Я утешала себя тем, что эта хотя бы действительно написана и не станет загадочным образом писать сама себя. Я надеялась на это.

Мой мозг испытывал перегрузку.

«Моя мама и я начали составлять это для тебя много лет назад, — сказала мне Эсте, отдав эту записную книжку сегодня днём. — Думаю, моя мама всегда планировала сказать тебе, пока не стало слишком поздно, если бы Джоанна сама этого не сделала».