Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи

Ведь может же следующая волна накрыть окончательно эти горячие, как открытые раны, клочья пены. Однако соль их разъедает и, кто знает, когда волна отступит, не появятся ли они вновь, еще более жгучие, неизлечимые. В среду Дени побывал в К с визитом вежливости, а сегодня какая-то смутная потребность опять влечет его в те же места. Не явиться в школу утром в субботу — не такое уж большое преступление (за все время работы он не пропустил еще ни дня); детям он охотно объяснит, что вынужден был отлучиться по срочному делу, а директор ничего не узнает. Хрипы его малолитражки, двигатель которой зимой, когда его заводишь, обычно работает с перебоями, приковывают насмешливые взгляды прохожих. Если бы они узнали Дени, то немало бы удивились его желанию отправиться сегодня утром на машине в школу, которая совсем рядом. При выезде из Парижа движение замедляется, потому что многие сегодня едут за город на уик-энд.

Он никогда не ездил в К по автодороге — совершенно лишняя трата, потому что максимальная скорость его малолитражки не превышает предела, допустимого на национальной дороге. Возможно, Элен волновалась бы за него меньше, если бы он ездил по автодороге, но она лишь один раз коснулась в разговоре этой темы. Сегодня, поскольку он вынужден тянуться в правом ряду, ему кажется, что едет он даже медленнее, чем обычно, что, конечно, не так: не пройдет и часа, как он будет в К. Какие-то идиоты приструнивают его включением фар, когда он осмеливается выйти из своего ряда, чтобы обогнать грузовик. Начался сильный дождь, и «дворники» не справляются с обрушившимся на ветровое стекло потопом; еще больше заливают его стремительно проносящиеся мимо машины, так что, ослепленный, он внезапно оказывается на обочине. Он снова пытается выбраться на прямую дорогу, и тогда чуть не задевающие его автомобилисты добавляют к наказанию в виде фонтанов воды еще и звуковые сигналы — соответственно его неосторожности. Он должен пройти как бы сквозь узкий коридор между двумя рядами вооруженных шпицрутенами моряков; он сгибает свою голую спину и торопится, пьяный от ударов, к последней границе мучений. Он затруднился бы сказать, превращается ли пытка от того, что его подвергают ей такие же, как он, в подобие игры или же, напротив, унижение здесь становится еще более жестоким. Ему кажется, что наконец все кончилось, и тут самый последний и неожиданный удар жгучим огнем обжигает свежую рану. Появившаяся из самой глубины зеркала машина оглушает его, обгоняя как раз в тот самый момент, когда ему уже удалось выправить курс.

В классе длительность его забытья можно было бы легко измерить количеством бороздок на пластинке. А вот на дороге, где нет ориентиров, где дождь хлещет как из ведра и невозможно даже различить марки машин, узнать это нет никакой надежды. Для его собратьев, сидящих в других машинах, чьи затылки он с трудом различает сквозь потоки воды, бодрствующий водитель ничем не отличается от водителя спящего: от него требуется только не сбавлять скорость и ехать все время прямо. Если бы кто-то наскочил на него в тот момент, когда он выезжал с обочины, то вся сила удара обрушилась бы на него; пассажир, сидящий рядом с водителем пострадал бы несильно. А вот когда он обгоняет грузовик, то должен соблюдать дистанцию: опасность угрожает прежде всего пассажиру. Элен схватилась за крошечную ручку дверцы; она поняла, что, предложив отвезти ее домой, он устроил ей ловушку, причем она не знает, что опаснее: выпрыгнуть из машины на ходу или продолжать сидеть рядом с преступником. Он старается ехать тихо, рискуя привезти ее в К позже, чем предполагалось. Если бы не эти ужасные сиденья с впивающимися в тело пружинами, она могла бы спокойно поспать, пока они не приедут.