Дом Одиссея

– Нет, – отказывается Пенелопа. – У меня есть другой способ выбраться с острова. Нам нужно добраться до Фенеры.

– По дороге встретятся спартанцы, – предупреждает Урания. – Менелай оставил попытки спасти свои горящие корабли.

– Мы с самого начала понимали, что это отвлечет его лишь на короткое время. Теодора, можешь разведать нам путь?

Теодора коротко кивает. Это ее земля, ей знакомы каждый камень и любая колея, все ветви и листья. Она поворачивается и мгновенно скрывается во тьме, и тут я ощущаю, что кто-то еще движется рядом с ней, бежит бок о бок, сминая переплетение веток жесткими босыми ступнями. Артемида в дозоре со своими любимыми воительницами нынче ночью, она ведет Теодору сквозь тьму и упивается этим, издавая короткий крик, похожий одновременно и на свист ветра, и на волчий вой.

– У тебя есть план? – хрипит Электра, когда Урания отправляется вслед за Теодорой по едва заметной неровной тропе.

– Конечно, сестра, – отвечает Пенелопа, не отрывая взгляда от тропы, по которой ступает с величайшей осторожностью. – Конечно.

Свет луны, ведущей их, неярок, но принесенные вчерашней бурей тучи расходятся, открывая небесную твердь, и к лунному добавляется звездный свет. Этой ночью мир бесцветен, не считая вспыхивающего время от времени огонька лампы, оставленного жительницами острова, чтобы указывать им путь. Пока Теодора бежит вперед, быстро и уверенно, Урания ведет группу за собой. Она тоже несет лампу, но поднимает ее высоко, разве только для того, чтобы осветить ручей, пересекающий их тропу, и указать брод или тихонько позвать в темноте: сюда, скорее, скорее сюда.

Создания ночи и тумана разбегаются с пути бредущих друг за другом людей. Может быть, какой-нибудь испуганный олень или оробевший заяц. Сова бесшумно парит в вышине; я напрягаю слух, чтобы уловить шаги Артемиды, несущейся сквозь ночь, но даже мне не удается на слух проследить путь охотницы. Беглецы не разговаривают, не поднимают головы от вьющейся в темноте тропы, не шепчутся о пугающих вещах. Теодора появляется из леса, прижимает палец к губам: вниз, вниз. Они падают в грязь, вжимаясь спинами в камень, прячут огонь и ждут затаив дыхание. Всего в паре шагов от них дорога, весьма типичная для Итаки, и по ней, звеня броней и стуча щитами по спинам, трусит группа спартанцев, возглавляемая капитаном с фонарем в руках. Он, кажется, заметил один из тех огоньков, которыми женщины указывали путь, и теперь гадает, что это, собираясь сойти с дороги и углубиться в неизвестную часть острова, – но нет, постойте. Пока он раздумывает, огонек гаснет. Одна из дровосеков острова внезапно решила погасить лампу, пока та не привлекла лишнего внимания, а рядом с ней стоит Артемида, наложившая стрелу на тетиву. Спартанцы качают головами – нет смысла рыскать в темноте, чтобы найти огонь, который больше не горит. В конце концов, этим царственным беглецам, то есть гостям, некуда деться.

Беглецы между тем в напряженном молчании ждут, пока пройдут спартанцы и Теодора появится снова, жестом позвав за собой. Быстрее, быстрее, сюда, быстрее!

Они идут по прячущемуся в узкой расщелине руслу высохшего источника, дно которого усеяно гладкими камнями, спускаясь все ниже, ниже к морю. Даже уши смертных уже способны уловить его шум, шелест пенных волн на неровных камнях и более громкий, глухой рокот прилива, омывающего тонкий полумесяц песчаного пляжа, на котором их должен дожидаться корабль. Они не могут спуститься по руслу до самого моря, потому что оно заканчивается обрывистым утесом, по которому после дождя стекает крохотный водопад, так что приходится свернуть на узкую тропу, змеящуюся вниз к побережью. Здесь почти нет укрытия, ведь жестокий ветер пригнул к земле низкие кусты, превратив их из защиты в помеху, царапающую голени, и поэтому беглецы, отчетливо заметные в свете звезд, ускоряют шаг.

Они, возможно, решат, что именно звездный свет выдал их, но Орест, стонущий и мечущийся в своем дурманном забытьи, единственный из смертных знает, что это не так. Тут я замечаю их, трех тварей, устроившихся на голых серых ветвях искривленного, выбеленного солью дерева. Они ухмыляются при виде меня, кудахчут и хлопают когтями в восторге от своей маленькой проделки, наклоняют головы, словно прислушиваясь к приятной музыке. Фурии пробуют воздух на вкус, и я тоже уже чую его, запах пота и мускуса – букет, который я находила весьма привлекательным во многих обстоятельствах, но без которого прекрасно обошлась бы сегодня.

Итак, когда наша маленькая стайка беглецов достигает гребня холма, спускающегося к заброшенной бухте со сгоревшими домами, они снова слышат звон доспехов и топот ног, звук мужских голосов, в которых вспыхивает отчетливое беспокойство. Теодора тут же оказывается рядом и кричит, уже не таясь:

– Спартанцы! Шевелитесь!