Дом Одиссея

Амфином, с радостью ощутивший под шатающимися после палубы ногами твердую землю, смотрит на Приену, замечая ее поведение, выправку, скрещенные на груди руки, то, как вдумчиво она двигает челюстями, пережевывая нехитрый завтрак из вяленой рыбы, и ему хватает ума слегка испугаться. Он тоже понимает, что должен задать несколько вопросов, но, скорее всего, чувствует, что ответы ему не понравятся.

Эос помогает Теодоре спуститься с корабля; рука девушки теперь тщательно обмотана полосами разорванного полотна. Приена, увидев это, вздергивает бровь, идет навстречу Теодоре, также направляющейся к своей командующей, останавливается рядом, тщательно оглядывает и наконец говорит:

– Рана глубокая? Кровь сильно шла? – Теодора качает головой. Приена удовлетворенно кивает. – Ладно. Расскажешь мне об этом позже.

И вот в этот момент проявить бы доброту. Теодора тоже чувствует это, ждет этого. Приена едва не поддается желанию что-то сделать, как-то выразить… она сама точно не знает что. Что-то, говорящее о… нежности? Но подобное было так давно, слишком давно, и она еще не готова, а потому резкого кивка пока будет достаточно, а в следующий раз, чуть позже, у нее найдется что сказать.

Пенелопу с двух сторон окружают Автоноя и Урания, а Кенамон держится позади, на приличной дистанции. Он, как и Амфином, чувствует, что на все вопросы, которые он сейчас решит задать, могут найтись ответы, которые он не захочет услышать. Он хочет быть поближе к Пенелопе, испытывает странную, настоятельную потребность защищать ее. И все же ему не хочется оказаться так близко, чтобы ей пришлось ему лгать, следить за своей речью, чтобы оградить его от тех вещей, которые, по ее мнению, ему не стоит слышать. И потому он держится чуть в стороне, вне пределов слышимости, любезный, молчаливый, и надеется, что однажды она поделится с ним своими секретами. Его самого удивляет, насколько сильно он на это надеется.

– Приена, – произносит итакийская царица, подходя к командующей своей армии.

– Царица, – коротко отвечает Приена. – Вижу, вам удалось выбраться с Итаки более-менее невредимыми.

– Именно. Произошла небольшая стычка, но все закончилось удовлетворительно. Мои комплименты женщинам, подпалившим корабли Менелая. Меня весьма впечатлила мощь возгорания.

Приена пожимает плечами. Она, как и Менелай, видела греческие корабли, пылающие под стенами Трои. Но она их видела с другой стороны баррикад и решила тогда, что это завораживающее зрелище и отвратительное тактическое решение. Ее отношение к огню можно назвать противоречивым.

– Мы разбили лагерь неподалеку от храма Геры. – Приена очень деловита: это военные вопросы, которые решаются только ею, а потому Пенелопу ставят в известность из чистой вежливости. – Мы можем собрать уже почти сотню, и на подходе еще, хотя наши передвижения станут заметны, если соберем слишком много вооруженных людей. Мы видели двадцать спартанцев на Кефалонии, почти всех – в районе города и гавани. Никто из них еще не отправлялся вглубь острова, и ни один корабль не прибывал с Итаки, чтобы сообщить о твоем побеге.

– Мы можем убить их прямо сейчас? – интересуется Пенелопа со спокойствием, от которого перевернулся бы желудок у каждого жениха. – Прежде чем придет весть с Итаки, которая заставит их насторожиться?

Приена обдумывает это предложение.

– Мы могли бы сжечь их гарнизон, но огонь может распространиться, и пострадают многие дома в городе. Нужно выманить их из-под защиты стен, а я сомневаюсь, что нам это удастся до прихода вестей.

Пенелопа прищелкивает языком. Это был оптимистичный план, она понимала. И он забылся так же легко, как возник.

– Хорошо. Давайте отправимся вглубь и встанем там лагерем. – Она слегка повышает голос, чтобы привлечь как можно больше слушателей. – Антиной, Амфином, Эвримах, сюда, пожалуйста.

Женихи подбираются поближе, изо всех сил стараясь не пялиться на Пенелопу. Пенелопа улыбается им. Эта улыбка чем-то напоминает улыбку ее двоюродной сестры Елены, когда та хочет, чтобы что-то было сделано. У Елены она ослепляет, такая невинно-искренняя и яркая. У Пенелопы это блеск зубов, обнажившихся в волчьей усмешке. Не всем же быть очаровашками.

– Господа, ради вашего спокойствия и безопасности я предлагаю вам укрыться в храме Зевса, расположенном в глубине острова.

– Корабль… – начинает было Амфином, но Пенелопа прерывает его.

– На Кефалонии у меня есть несколько знакомых среди умелых мореходов, которые смогут сохранить ваш корабль в целости и сохранности, подальше от рук спартанцев. В конце концов, он же может нам понадобиться снова, так ведь?

Женихи переглядываются. С одной стороны, им хочется поспорить. Спор – это их естественное состояние. Получение приказа, а это именно он, от женщины – уже само по себе основание для возмущения, пусть даже этот приказ – самое разумное, что они когда-либо слышали. С другой стороны, рядом с Пенелопой стоит Приена, и Теодора – тоже; есть что-то такое во всей этой ситуации, что заставляет их в первый и, вероятнее всего, в последний раз задуматься.

– Моя госпожа, – кланяется Амфином.