Дом Одиссея

Море тихо шумит за стенами, защищающими их от ледяных порывов переменчивого ветра. Облака бегут в вышине, пухлые и мягкие, еще не разбитые падением на твердую землю внизу. Пчелы жужжат, собирая последний летний нектар. Ящерица, сливающаяся по цвету с камнями, на которых греется, скользит прочь от шевельнувшей ногой Зосимы, а Елена Спартанская, Елена Троянская поднимает лицо к солнцу, впитывая все великолепие этого утра.

Затем у входа появляется Эос, положив конец этому моменту.

– Моя царица, – провозглашает она, эти слова слетают с ее губ, лишь когда рядом чужие, которые ожидают их, – вам сообщение от вашего прославленного отца.

Пенелопа скачет верхом в сопровождении Автонои.

Она ездит не так, как полагается добродетельной женщине: скромно, неспешно, на спокойной кобыле. Вместо этого она подтыкает подол между бедер, приникает к лошадиной шее и несется галопом по запутанным тропинкам, известным лишь пастушкам и их сторожевым псам. Я оглядываюсь в поисках моей дорогой сестрицы Артемиды – это ее тайные тропы, и хлещущие на них ветви и жалящие шипы собирают кровавую дань в ее честь, в честь священной хозяйки дремучих зарослей. До меня доходил слух, что не так давно ее видели охотящейся на этом острове, но мало кто из нашей родни обращает внимание на своенравную богиню, за исключением, пожалуй, Аполлона, но и тот подглядывает из зависти.

Ни следа ее присутствия – по крайней мере, заметного мне, что в отношении этой охотницы совсем не одно и то же.

Эос отправилась вперед – предупредить Анаит. Меланту послали в город – сообщить Урании. И теперь Пенелопа сама скачет на ферму Лаэрта. Солнце палит даже сквозь сломанные ветви и пеструю листву. Волосы выбиваются из кос, так торопится она к старому царю.

А фурии, конечно, ждут, завивая водоворот несчастий вокруг фермы Лаэрта, отчего еда горчит, зерно гниет, а на виноградную лозу обрушивается тля. И все же, несмотря на их вой, визги и хохот, кроме этих мелких напастей, этих пакостей Лаэрту, приютившему их жертву, они не делают больше ничего, и мне опять кажется, что Афина была права. Быть может, вовсе не Клитемнестра, плывущая в серых полях посмертия, призвала эти создания. Быть может, цель им обозначил кто-то иной.

Приена ждет у ворот фермы Лаэрта, полностью вооруженная, гордая, как орел. Рядом с ней верная помощница Теодора с колчаном стрел за спиной и луком на плече, готовая стрелять. Скрытые дикие тропки и тайные пути острова приводят Пенелопу из тенистой рощицы прямо к ждущей ее воительнице, и, пока она спешивается, Приена отрывисто докладывает новости:

– Спартанцы приближаются по морской дороге, будут здесь с минуты на минуту.

– Сколько?

– Все.

Автоноя ведет лошадь Пенелопы внутрь, а сама царица решительно шагает к двери фермы. В этот момент выходит старик в грязной тунике, вздернутой до колен, со спутанными волосами. На самом деле Лаэрт подумывал о том, чтобы привести себя в порядок ради гостей, раз уж он, как и они, монаршая особа. Но это желание продержалось всего вечер, после чего он понял, что Электра с Орестом слишком заняты собственными делами, чтобы замечать даже его присутствие, не говоря уже о том, чтобы осознать его царский статус.

– Кто это? – рявкает он, видя Приену с Теодорой за спиной Пенелопы.

– Охотницы с острова, – коротко отвечает невестка, едва замедлив шаг. – Менелай на подходе. Я отправила этих женщин следить за его передвижениями, и они докладывают, что он направляется прямо сюда.

– Полагаю, не затем, чтобы отдать дань уважения, – хмурится Лаэрт, когда Пенелопа влетает в дом.

– Без сомнений, он скажет, что именно за этим, но с ним вооруженный отряд, который обыщет эту ферму. Здесь есть где спрятать Ореста?

– Здесь есть где спрятать Ореста, – передразнивает старый царь с кислой гримасой. – Боги, дай-ка подумать: конечно, нет! У меня когда-то было такое место, но, о нет, подожди-ка, его сожгли дотла пираты, напавшие около года назад, и с тех пор мне так и не удалось его отстроить, а если бы и удалось, я – царь, а не контрабандист или охотница.

Последнее его слово адресовано Приене, которая все еще держит руку на рукоятке совсем даже не охотничьего клинка.

Пенелопа качает головой и, добравшись наконец до комнаты Ореста, стучит в дверь:

– Электра! Менелай идет!

Дверь слегка приоткрывается, и показывается лицо Электры, цветом схожее с паутиной над ним.

– Менелай направляется сюда, – рявкает Пенелопа. – Твой брат может ходить?

– Я не знаю, – отвечает девушка. – Разве ты не можешь его остановить? Это же дом отца Одиссея.

– Мой дворец битком набит спартанскими солдатами, мои погреба – спартанским вином, моих служанок заменили, моих музыкантов выгнали из моего собственного зала, по моему острову под видом охоты шныряют люди Менелая, а сам он, не размениваясь на кабанов, направляется прямо сюда – нет, конечно, я не могу его остановить! – Пенелопа не привыкла повышать голос, это недостойно царицы, но сейчас ее более чем слегка задели. – Все, что можно сделать для того, чтобы твой брат выглядел как можно… достойнее, делай прямо сейчас!