Дом огней

Джербер надеялся, что профессор не принял его за сумасшедшего. Вдруг продолжительное молчание означает только, что Эллери ищет предлог, как бы поделикатнее от него отделаться. Но ученый снова заговорил.

– Существует два ответа и, соответственно, два возможных пути, – сказал он. – Первый касается профессионала, то есть вас, доктор Джербер: «Мы верим в то, во что нам нужно верить…» Согласно такой интерпретации, вы, друг мой, пали жертвой самовнушения, связанного с некоторыми совпадениями событий вашей личной жизни с оставшимися без разгадки событиями прошлого. Как терапевт вы слишком вовлечены и просто обязаны прервать все контакты с пациенткой.

Мы верим в то, во что нам нужно верить, повторил про себя психолог. Очень здравое рассуждение.

– Очень здравое рассуждение, – так и сказал он.

– Прекрасно, можете возвращаться домой, – согласился Эллери, окончательно сбивая его с толку. – Счастлив был вам помочь.

Он уже вставал, чтобы удалиться, но Джербер схватил его за локоть.

– Постойте. Вы сказали, что существует два ответа и два пути… Какой же второй?

На губах профессора появилась лукавая улыбка.

– Признать, что существует два пути и два ответа, не означает принять оба… Это как со смертью: она может быть концом всего или началом чего-то иного, но люди в большинстве своем стараются скорее избегать ее, чем узнать, что она собой представляет.

– Я готов принять иную истину, нет проблем, – заверил его Джербер. – Поэтому расскажите все, что знаете.

Эллери уселся снова и заговорил кротким, увещевающим тоном, словно старый отец:

– Второй ответ состоит в том, что вы переживаете единственный и неповторимый опыт, который заслуживает глубокого и пристального изучения.

– Вы так говорите потому, что занимаетесь этим каждый день? Глубоко изучаете то, о чем другие не желают знать?

– Мне неведомо, доктор Джербер, есть ли у нас душа. И я не охотник за привидениями, хотя такое определение мне бы очень понравилось, – развеселился он. – Но я убежден, что есть нечто неизведанное в существовании человека и на людей возложен тяжкий долг это обнаружить. Животные, к примеру, не ощущают такой потребности. Вы никогда не задавались вопросом почему?

– Может быть, это последствие эволюции, – простодушно предположил психолог.

– Или только людям дано нечто большее, – подхватил нейропсихиатр. – Подумайте хорошенько: что бы делал какой-нибудь зверь в потустороннем мире? Попросту продолжал бы делать то же, что и на земле. А для человека это означало бы высший уровень познания, возможность совершенствования или искупления.

– Любой желает следующей жизни, чтобы исправить ошибки предыдущей, – согласился гипнотизер.

Глаза Эллери загорелись так, будто он таил в себе бесценный секрет.

– Я убежден, что каждый из нас уже знает, что случится потом, доктор Джербер. Ведь каждый из нас уже побывал там.

– Что вы хотите сказать? Объясните подробнее, пожалуйста.

– Чтобы найти ответы относительно смерти, нам, возможно, следует вернуться к началу жизни…

Джербер по-прежнему не понимал:

– Что вы имеете в виду?

– У вас есть дети, доктор?

– Сын, – сообщил тот. – Его зовут Марко.

– Мы всегда думаем, что новорожденные или младенцы ничего не знают о мире и должны постигать все с начала, поэтому мы их обучаем и наблюдаем за их развитием… Но вы никогда не замечали, что маленькие дети обладают какими-то умениями, которые утрачивают, подрастая? Например, многие новорожденные умеют отлично плавать, а потом разучиваются.

– Верно, – согласился психолог, хоть и не знал, к чему Эллери клонит.

– У вас никогда не возникало впечатления, что ваш сын знает больше вас, обладает каким-то исконным знанием, которое остается без объяснения, поскольку Марко еще не владеет речью?

Пьетро Джербер припомнил визит к специалисту. Годовалый Марко, у которого обнаружились подозрительные шумы в сердце, лежал, опутанный электродами, и отчаянно ревел. Они с Сильвией, новоиспеченные родители, снедаемые тревогой, ласково уговаривали его, пытались успокоить. Внезапно сын перестал плакать, перевел взгляд на пустое место в палате и расхохотался, как будто кто-то строил ему смешные рожицы.

Точно так же Эва смотрела на пустой стул рядом с большим белым шкафом у себя в комнатке. Но до сих пор психологу не приходило в голову сравнить две эти сцены.

По выражению его лица Бенедетто Эллери понял, что Джербер догадался, о чем идет речь, сопоставив сказанное с каким-то особенным эпизодом из своей жизни.

– Если бы ваш сын тогда умел говорить, он, возможно, объяснил бы вам, что происходит. Он подрос и обрел дар речи, но, наверное, забыл, что́ мог бы вам рассказать… Ведь память любого человеческого существа оформляется примерно к трем годам: все, что происходит раньше, накапливается как опыт или простейшие навыки, не как воспоминания.

– И каким образом все это касается Эвы?

– Вы пытаетесь ее излечить, а это, возможно, ошибка: должно быть, вам следует поступить по-другому.

– А именно?