Заплатив за новые вещи и положив старые в пакет, я вышла из магазина и сразу же нырнула в аптеку, где купила баночку крема с алоэ для ожога, бейсболку с надписью «Мартас-Винъярд» и дешевые солнцезащитные очки. В такой вот нехитрой маскировке – если это можно было так назвать, – я вышла из аптеки, пытаясь притвориться, что не была той самой женщиной, что верещала в ресторане неподалеку. Я понятия не имела, где находится Роджер: был ли он еще в закусочной, пытаясь объясниться и возместить причиненный ущерб, или успел со всем разобраться и теперь искал меня. На случай, если потеряемся, мы договорились встретиться на пристани, но об этом я беспокоилась меньше всего.
Я не могла оставаться на месте, а должна была двигаться, чтобы никакая Странность не могла меня настичь. Несмотря на то, что движение усиливало боль в ноге, я зашагала по улице. Боль была почти желанной: она отвлекала. Не поднимая взгляда с тротуара, я старалась как можно меньше замечать ступни и ноги проходящих мимо людей. Один раз из тумана показалась пара армейских ботинок и зеленые камуфляжные штаны, но, когда я в ужасе подняла глаза, – это был не Тед. Я ускорила шаг.
Внутренний голос подстегивал продолжать движение, и в то же время я сосредоточилась на том, чтобы забыть глаза, с которыми встретилась в закусочной. Эти разрывавшие кожу стеклянные глаза… Я была близка к тому, чтобы выплеснуть свои эмоции: закричать, заплакать или даже засмеяться. Сдерживая одно воспоминание, я была не в силах удержать другие; так и продолжала идти – выпадая из одного и сразу же попадая в другое…
…Холодный кафельный пол больничной палаты под щекой; я поднимаю голову и смотрю на койку Роджера, нависшую высоко надо мной; тело сводит очередной волной судорог, словно огромная рука сжимает внутренности; теплая кровь, пахнущая монетами, стекает по моим ногам…
…Я вхожу в гостиную Дома Бельведера, чувствуя слабый запах моющего средства с лимоном, которым доктор Салливан и ее семья отмывали дом перед выселением; задернутые шторы сияют белизной от полуденного солнца; мои руки, ноги, шея – мое тело покалывает, как будто я прошла через огромную паутину, только ее нити расходятся во всех направлениях…
…Лицо Роджера – палитра синяков; засохшая кровь в уголках губ; слабый запах перцового баллончика; распухшими губами он произносит: «Я отказываюсь от тебя»; слюна стекает по его небритому подбородку, когда он говорит: «Пусть вечной будет твоя незавидная доля»; каждое слово взрывается в моих барабанных перепонках…
…Его большой и указательный пальцы смыкаются на идущем впереди солдатике, Роджер помещает его в пространство, окруженное пластиковыми макетами домов, ставит его третьим в ряд, прямо у линии красного круга, нарисованного на столешнице; свет лампы и от окна отбрасывает от фигурки две тени; запах пластика пузырчатой обертки щиплет ноздри; Роджер заносит руку над солдатиком; он делает вдох…
…И свистит чайник; я наполняю кружку, наблюдая за бурлящей водой, и вдыхаю запах растворимого кофе, витающий в воздухе; красные цифры кухонных радиочасов показывают 4:15; черный кофе обжигает мои губы, а я смотрю за окно, в утренний сумрак, в котором где-то гуляет Роджер…