Не знаю, какую роль в моем решении зайти в павильон и остаться там сыграло религиозное прошлое этого места. Да, это было место для молитвенных служб, но я не знала, продолжались ли они до сих пор. Я, вроде, читала, что сейчас место используется для светских мероприятий, концертов, лекций и чтений. Возможно. Я не знаю, освящают ли методисты землю перед строительством церкви, как это делают католики. Не знаю, остановило бы это Теда, потому даже если я и была в самом центре продолжающихся сверхъестественных событий, то никогда не слышала, чтобы про них когда-то рассказывали на воскресной мессе. Честно говоря – тебе может это показаться странным, – в павильоне меня привлекало и удерживало его сходство с Домом Бельведера. Да, того самого места, от которого я хотела убежать как можно дальше. Отыскать сходство было нелегко. В основном их объединяло впечатление огромного пространства. Сидя на алтаре, я была… Не в безопасности, и не под его защитой, но я была спокойна, как будто мне не нужно было постоянно тревожиться, что могу расклеиться; как будто я могла передохнуть.
Клочья тумана собирались в проходах, парили над скамейками, клубились по полу передо мной. Небольшие облака блуждали под крышей, подкрашенные слабым светом, пробивающимся через витражи. Они ходили кругами, и я снова вспомнила карусель, на которой каталась час назад. Всего час. Господи, а казалось, что прошел месяц. В голове всплыла платформа, несущаяся все быстрее и быстрее, и мои попытки не свалиться с лошади. Я оперлась руками на алтарь, чтобы не упасть. Получается, то, что случилось со мной на карусели, связано с тем, что произошло в закусочной, и, следовательно, со всем остальным тоже. Мы приехали на Винъярд, но прошлое догнало меня. За шестьдесят минут остров превратился в ловушку. И мои догадки, которые появились с тех самых пор, как в нашу жизнь ворвалась Странность, с тех пор, как я начала подозревать, что Роджер знал больше, чем говорил, и скрывал зловещую правду, подтвердились. Тед был настроен недоброжелательно, если не сказать враждебно.
Но я все не могла понять, почему я? Да, я – та женщина, ради которой его отец бросил мать. Уверена, Тед и не подозревал, что их брак распался задолго до моего появления в жизни Роджера. Но ведь это было решение Роджера, а не мое. В моей квартире он дрался с Роджером, но разве это моя вина? Благодаря мне они отделались всего лишь строгим выговором от судьи. Я позвонила Теду одиннадцатого сентября, чтобы узнать, все ли в порядке. И он бросил трубку. После его смерти я развесила фотографии по всему дому. Я не трогала его детскую комнату. Меня не в чем обвинить. Конечно, нельзя сказать, что Роджера не задела смерть Теда – я видела, во что превратился его кабинет, я ходила за ним по пятам в предрассветные часы, – но все, что он пережил, происходило изнутри, прорастало из вины и сожаления в его душе. Со мной все было по-другому: все случившееся пришло извне, и это никак не укладывалось у меня в голове.
Даже если я неправильно поняла намерения Теда – маловероятно, но все же, – то он все равно был опасен. Еще раз взглянуть на его лицо – его настоящее лицо, которое я старалась не вспоминать, – я не была уверена, что смогу оправиться от второй встречи. Я думала, что нашла решение: расстояние. Покидая Дом Бельведера, мы оставим позади и Теда. Но я немного просчиталась. Неважно, какую роль играл наш Дом; было очевидно, что Тед не был к нему привязан. Даже наоборот: чем дальше мы удалялись от Дома, тем решительней были его действия. Я могла бы последовать примеру Роджера и позволить Теду привести свой план к завершению, но такой вариант развития событий не сулил ничего хорошего, так что я не рассматривала его всерьез. Я точно знала, что целью Теда было не слезное примирение. Учитывая, какое внимание он уделил моей персоне, существовала большая вероятность того, что целью были мои страдания. Опять же, я могла ошибаться. Вдруг конечной целью Теда на самом деле был Роджер? Но пока только я попадала под удары и вполне могла закончить как случайная жертва.