Я покачала головой: бабуля никогда мне такого не говорила. Передо мной туман клубился вокруг указателя. Я повернула направо и пустилась по новой улице, на которой магазины постепенно растворялись в жилых домах. Начиналась она парой современных построек в стиле «легкой роскоши», а затем переходила в ряд пастельных треугольных домов с резными карнизами, дверями и ставнями, похожими на глазурь. Когда моя улица прервалась другой, вдалеке я увидела еще больше треугольников, рассыпающихся в тумане во всех направлениях. Я попала в страну пряничных домиков.
Понимаешь, о чем я? Сотни домов, словно сошедших со страниц детских сказок, выкрашенных в яркие, веселые цвета, покрытые замысловатой резьбой, из-за которой походят на работу кондитера-великана. До нашей последней поездки я даже не слышала о них. Роджер знал, что они существуют, но никогда не ходил на них посмотреть. Когда мы их отыскали – после того, как я прокатилась на карусели, – и когда я увидела эти изысканно украшенные дома, то мгновенно вообразила, что оказалась в одной из книжек, которыми зачитывалась в детстве – «Маленькие женщины» или «Волшебник страны Оз». Я прыгала от восторга, которого Роджер не разделял; он тогда сказал: «Похоже… на Новую Англию»; может, и вправду похоже.
Но тогда в клубах тумана дома выглядели не такими радостными. Я прошла мимо одного из них; в саду было полно белых роз, покачивающих бутонами на ветру, которого я не чувствовала. Я прошла мимо следующего; на крыльце стояло два плетеных стула, на одном из которых лежал, как мне показалось, большой холщовый мешок, а потом он произнес: «Добрый день!» – и превратился в старушку. Ставни следующих двух домов были закрыты; краска осыпалась большими кусками, а передние дворики пустовали. Каждый следующий дом являлся вариацией одного и того же архитектурного стиля. И если раньше в этом единстве таилось их очарование, теперь я видела в нем упадок и сводящее с ума однообразие.
Улица, по которой я шла, пересекала дорогу вокруг парка, в котором когда-то проходили службы Методистской церкви. Я не сильна в их истории. Знаю только то, что во второй половине девятнадцатого века в этой части острова Методистская церковь проводила свои службы, на которые собирались тысячи людей. Полагаю, как раз тогда, во время возрождения методизма, был построен огромный металлический павильон. Он гигантский – представь цирковой шатер, вмещающий в себя человек пятьсот, – без стен, но с витражами, установленными внутри под самой крышей. Даже в тумане я видела, как он возвышается неподалеку, подобно могучему существу, которое, по непонятным мне причинам, выкрасили в черный цвет. Этакий собор в стиле авангард. Вокруг него из земли тут и там выглядывали пряничные домики. Не знаю, как они связаны, и связаны ли вообще. Наверное, никак.
Я зашла в парк. В центре земля чуть провалилась, и от этого павильон казался еще выше. Я была там одна – хотя туман густел среди кустов и деревьев, – а когда вскарабкалась по склону к павильону и заглянула в него, он был пуст. Туман пробрался внутрь железного шатра, собираясь в разных уголках. И все же внутри он был не таким плотным. Я могла различить ряды скамеек, полукругом идущих от алтаря подобно амфитеатру.
Казалось, мою ногу облили бензином, а затем приложили горящую спичку. Мне нужно было присесть, хотя бы на десять минут, чтобы нанести крем. В павильоне я, по крайней мере, могла увидеть, как что-то приближается ко мне. Ногу жгло огнем; я вошла в павильон и проковыляла до самого алтаря. Затем опустилась на него и достала баночку с кремом. Задрала юбку и посмотрела на кожу: она была темно-красного цвета и вся покрыта волдырями, из которых сочилась прозрачная жидкость. Я выжимала крем на ожог, водя баночкой в разные стороны, осторожно распределяя его по раздраженной коже, морщась и резко выдыхая от каждого укола боли. За первым слоем крема последовал второй; к тому времени я начала чувствовать легкий холодок. Ты не представляешь, какое это счастье. Когда тебе так больно, все тело сжимается вокруг раны. Крем заглушал боль, и все мое тело расслабилось. Я бы не отказалась выпить пару стаканов джин-тоника, чтобы помочь процессу, но вряд ли в палатке методистов можно найти бар. Покончив с кремом, я убрала баночку в сумку и вытерла руки о блузку. Я не стала опускать юбку – и прохладный воздух заструился по ноге.