– Что? – переспросил Старший Ангел.
– Ничего, пап.
– Опять говоришь как гангстер?
– Я просто сказал «ни за что». Типа, нет.
– Нет – по какому поводу?
– Нет – смерти.
– Так почему не говорить по-испански? Почему не сказать «нет» на человеческом языке?
– Не будь расистом.
– Мексиканец не может быть расистом по отношению к мексиканцу.
– В этом я не разбираюсь. – Лало озирался, высматривая детей. – Я чикано. И говорю как чикано.
– Я тебе не объяснял, что слово «чикано» произошло от «чиканери»?[116]
– Мы на месте, пап. – Он остановил кресло.
Долбаный конфликт культур.
Лало улыбнулся, видя, как люди выглядывают из-под тента, сооруженного, чтобы прикрыть скорбящих от дождя, – правило гласит, что все должны видеть капитана, Старшего Ангела, и что его солдаты
– Орел в гнезде, – констатировал Лало.
И отогнул ногой тормоз, чтобы папа никуда не укатился.
Старший Ангел, обернувшись, рассматривал новые брюки сына. Пиджак. Вот татуировки – это плохо. Проклятые наколки чоло[117]
на руке.Вот чего всегда желал Старший Ангел – внушать благоговейный страх.
Могила – маленькая открытая шахта среди плоских надгробий, мозаикой разложенных по лужайке. Рядом с теми, кто остался, чтобы выразить уважение семье, отдельной тесной группкой – братья и сестра Старшего Ангела. Мэри Лу, Сезар, Младший Ангел.
Вражда и междоусобицы на время прекращены. Впрочем, они утешаются тем, что укоризненно качают головами, подмечая мелкие промахи друг друга. А потом устраивают тайные сборища на кухнях, дабы расчленить свои отсутствующие жертвы. Когда все кончено, те скорее напоминают истрепанные лохмотья старьевщика. Убеждения и альянсы сменяются, как времена года. Риторическое оружие всегда наготове.
Минерва стояла над могилой брата, смахивая с плиты листья и капли дождя. Словно таким образом могла защитить его сейчас. В изумрудном свете, под печальными листьями клена. В волосах тысячей бриллиантов поблескивали капли дождя.
Младший Ангел подошел, встал рядом, склонил голову.
– Минни, – начал он.
– Мой старший брат.
Надпись на камне гласила:
БРАУЛИО ДЕ ЛА КРУС
1971
-2006– Почти десять лет,
Минни всхлипнула. Он протянул ей бумажный платок из запасов Мэри Лу для похорон.
– Я иногда прихожу сюда поговорить с ним. Он был такой паршивец. – Она высморкалась. – Я даже ела стоя, представляешь? Завтракала. Когда еще в школу ходила. Так он, бывало, подкрадется и как гаркнет мне прямо в ухо, и мои «Чириос» разлетаются по всей кухне. – Минни рассмеялась. – Дурак, – сказала она надгробию.
– Прости, что я не приехал.
– Я рада, что тебя не было. Это было ужасно. – Она осмотрелась. – Не нужна тебе эта муть. Хорошо, что у тебя есть свой мир далеко отсюда. – Она помедлила, но все же сказала: – Прости, что по пьяни написала тебе.
Он погладил ее по спине:
– Я почувствовал себя особенно близким человеком.
Младший Ангел боялся Браулио. Мальчишка был тощим, но жилистым, как Брюс Ли. Иногда напоминал добермана, дрожащего от ярости перед прыжком.
– Там, где ты живешь, там красиво? – спросила Минни.
– Красиво, ага. И еще там живет Снежный человек.
– Ты всегда меня смешишь,
– Переезжай в Сиэтл.
– Нет. Это родина. Здесь мое место.
Оба обернулись.
– Кто будет тут всем заправлять, если я уеду? – вздохнула она.
– То-то и оно.
– Хотя знаешь, что я тебе скажу, – жалко, что мой старший брат ушел. Самый старший. Они с папой сейчас сильно не ладят.
Младший Ангел смотрел непонимающе.
– Индио, – пояснила она. – Он… выбрал другой образ жизни.
– Ясно. – Хотя на самом деле ничего не ясно. Младший Ангел простил себя за то, что не помнит подробностей, если вообще знал о них когда-то. И не хотел знать.
Но Минни явно не собиралась оставлять его в покое. Она достала свой мобильный, открыла страницу:
– Глянь его Фейсбук.
Портрет в профиле – Мэрилин Мэнсон несколько лет назад, во всей красе, в наряде трансвестита с накладными грудями. Имя – Индио Джеронимо. Не зная, как реагировать, Младший Ангел выдавил:
– Э, ух ты.
– Правда? – возмутилась Минни. – Тогда почитай, что тут сказано.