Дом падших ангелов

– Что нам необходимо понять, – продолжал Дейв, не обращая внимания на этот всплеск эмоций, – это что смерть – вовсе не конец. Ну, может, конец всего этого, – он махнул рукой в сторону Грандиозной Фиесты, резвившейся под солнцем толпы из человеческих особей, – но точно тебе говорю, смерть всего лишь переход. Это портал. И хочешь верь, хочешь нет, но там, по ту сторону, каждую секунду проходит тысяча лет, и тысяча лет вмещается в секунду, и там вечная фиеста, и куда более приятная, чем здесь.

– Что за хрень, Дейв.

– Может, хрень. А может, и нет. Есть только один способ выяснить. – Старина Дейв довольно хлебнул ворованного кофе.

Старший Ангел вздохнул. Потер лицо. Подумал, по скольким вещам он будет скучать. Внезапно все они стали очень ценными. Вздохи. Какая удивительная штука – вздох. Герань. Почему он не может забрать с собой герань?

Дейв ослепительно улыбнулся. Он что, отбеливает зубы? Старшему Ангелу тоже захотелось отбелить зубы. Но ведь придется помирать сразу после вечеринки.

– У нас с Флакой четверо детей, – сказал он.

– Верно.

– Один умер. Второй для меня умер. Эль Индио. Что за имя такое? Они вроде не мои дети, но все равно мои. А Минни и Лало здесь. Они мои.

– Да.

– И у всех у них есть свои дети. Кроме Эль Индио.

– Точно.

– И у их детей будут дети.

– Точно.

– Почему я должен уходить от них?

– Верь, – сказал Дейв.

Неужели pinche Дейв никогда не знал сомнений?

– Pinche Дейв, – решился он спросить, – ты никогда не сомневался?

– Конечно, сомневался. А как же. Даже Игнасио Лойола[253] колебался. Это темная сторона души, друг мой. Каждый из нас уязвим. Все было бы бессмысленно, если бы мы не знали сомнений и страхов. Именно это придает смысл жизни. Именно это делает нас людьми. Господь мог бы послать ангелов, чтобы они порхали вокруг, как феи, и каждый день доставляли ромовый пунш и манну на космических круизных лайнерах. Но в чем бы тут была польза для нас?

Старший Ангел состроил обезьянью гримасу и покачал головой:

– Несправедливо.

– Ты слишком драматизируешь. – Дейв наклонился к нему и пробормотал, так что слышал только Ангел: – Сука!

Старший Ангел поперхнулся, хохотнув:

– Как же я тебе ненавижу.

Дейв задумчиво скрестил руки.

– Мигель Анхель, – произнес он. – Умереть не трудно. Все умирают. Даже мухи. Все, кто живет. Мы все смертны. – Ангел увидел, как глаза Дейва наполняются слезами. – Просто у нас с тобой разное расписание. Умирать – это как ехать поездом до Чикаго. Миллион разных рельсов, и поезда идут всю ночь. Есть те, что ползут медленно, живописной дорогой, а есть экспрессы. Но прибывают все в большое старое депо. Все просто. Но вот чтобы умереть красиво, нужно иметь яйца. Чтобы верить, нужно иметь яйца.

– Большие стальные яйца, – добавил Ангел.

– Большие звонкие яйца.

– Unos huevotes![254] – радостно заорал Старший Ангел.

– Grandotes![255] – подхватил Дейв.

Пришла Перла и села рядом со своим Флако. Постучала пальцем по столу.

– Яйца? – переспросила по-испански. – Huevos? Стальные яйца? Нет, mijo. Прости, Дейв. Для этого дела нужны стальные яичники. – И погрозила пальцем, сразу обоим. – Чтобы жить? Чтобы умереть? Здоровенные звонкие стальные яичники, cabrones.

Она ухватила себя за складку на животе и потрясла:

– Ovarios de oro![256]

Старший Ангел выразительно приподнял бровь.

– Аминь, – констатировал Дейв.

«Бегущий по лезвию»

больше времени

еще немного времени

еще немного

* * *

Если бы духи Папы Антонио и Мамы Америки витали сейчас неподалеку, глядя на детей и детей своих детей, они бы увидели:

Лало и Джованни в каком-то ветхом гараже, что стоит на отшибе, сидят на потрепанном ковре, вытянув ноги и уткнув носы в маленькие белые конвертики. Потянувшись за спину, Джио достает из-за ремня пистолет, протягивает отцу, тот дергается, замотав головой. В комнату входит парень с двумя бутылками ледяного пива, на щеках у него вытатуированы капли слез и число 13.

Старший Ангел по-прежнему сидит в кресле, он мечтает вернуться в дом, передохнуть, но Минни, приговаривая: «Подожди минуточку», везет отца на лужайку, где танцующие потихоньку перемещаются к столам.

Дядюшка Джимбо спит, навалившись на стол, и Лупита гладит его по голове.

Перла молча плачет в углу, баюкая на коленях пару собачонок чивини.

Vatos y rucas кучкуются на дорожке, передавая по кругу сигарету и болтая о всякой чуши.

Сезар Эль Пато вертит головой, выглядывая Ла Глориозу.

Ла Глориоза, освежившись и поправив макияж, караулит у гаража Лало – чтобы никто не закрыл двери, ибо у Минни заготовлен сюрприз; она смеется, кокетничает, вертит юбками и взмахивает своими восхитительными волосами, как будто сердце ее вовсе и не обуглено.

Паз разыскивает Лео.

Мэри Лу сидит, напряженно выпрямившись, наблюдает за Паз и мечтает, чтобы та сгинула.

Младший Ангел сидит рядом с Кеке, а тот бормочет цитаты из «Третьей планеты от Солнца»[257].

Афроамериканский племянник учит испанский под руководством сразу семи хихикающих юных леди.