Дом пяти (СИ)

Джек мягко схватился за руки Эльзы, вновь прижимая ее к двери, но теперь нежнее, ведь сопротивления точно не последует. Послушно и без капли страха Разенграффе повелевалась, открывая шею. Фрост окутал девушку своим телом и прижался губами к ее мягкой коже. Нетерпеливо слизнув нетронутое никем место, он осторожно прижал к нему свои клыки. Проступили слюни, рот сводило от предстоящего блаженства. И тогда одним резким и отточенным движением он впился. Эльза проглотила стон боли, не желая дразнить Владыку ещё больше.

Соленая. Сладкая. Горькая. Кислая. Ни одно понятие вкуса не подходило под описание крови, которое так жадно пил Джек. Неповторимая — однозначно. К этой крови невозможно было потерять интерес. И это стало для Владыки приговором.

— Достаточно, — тихо произнесла Эльза, чувствуя как кружится голова. Но тело продолжало сотрясаться от наслаждения. Она не могла поверить, что те же самые чувства испытывал Иккинг, когда Эльза в беспамятстве иссушала его. — Слишком быстро, — дочь Агнарра опёрлась руками в грудь вампира, но сил не хватало, чтобы оттолкнуть его мускулистое тело. Глотки продолжались. И тогда у Эльзы потемнело в глазах. Ноги подкосились. Она обмякла на руках Джека. И тогда ее слабое состояние образумило его. С чмокающим звуком он отстранился от неё. В глазах горели искры живости, здоровый румянец зиял на щеках, стянутость кожи исчезла, как и временная костлявость. Джек ещё никогда не ощущал себя таким живым в отличии от Эльзы, которая теперь вновь была на его руках и прижималась к груди. Ещё чуть-чуть и она бы точно превратилась в пепел. Хрупкая, беспомощная и в то же время неотразимая, она только ещё больше вызывала в Джеке желание овладевать ею.

========== XXIII глава: “Старый совет матери” ==========

Летящее, в меру элегантное кровавое платье из сатина доходило до щиколоток. Труд швеи Розы сидел комфортно, но Эльза чувствовала себя неуютно в наряде со слишком вульгарным цветом. Это был не её стиль. Рукава-буффы, открытое горло, длинная юбка, подчеркивающая девичьи бедра. Внутреннее чутье подсказывало, одежду кроили после согласия Владыки.

С момента переезда из Нью-Йорка каждый аспект жизни Эльзы в резиденции правителя безгласно контролировался им. Вампир стала той бунтующей пешкой в его игре, которую всё ещё можно было контролировать и не давать выйти на свободу.

И как бы душа не возмущалась, рядом с Повелителем временами тихая и сдержанная Эльза, мечтавшая выйти к свету, реже думала о солнце, забывала об оковах на руках. В голову лезли лишь представления, как в будущем великий правитель стоит под руку с прекрасной женой, таинственно-элегантной, прямо как Атали. А между ними сопит новая надежда вампиров, будущий наследник Ночной Империи. Представлялось и прошлое, как яростный Агнарр, готовый уничтожить всё вокруг, берет с Владыки нерушимую клятву на крови, чтобы защитить свою семью. И Эльза вновь скулила неспособная изменить из этого совершенно ничего.

Подобные мысли, мешавшие спокойствию, лезли каждый раз при виде Джека или его браслета на левом запястье. Украшение оставалось таким же прекрасным, как в первый день вручения. Он не создавал неудобства даже во время сна.

В свете металической люстры дочь Агнарра вновь оценила себя в узорчатом зеркале, прошлась быстрым взглядом по телу и остановилась на горле. Тонкое, изящное и без единых пятен и ссадин. Место укуса все ещё горело, хотя даже не осталось и следа, благодаря искусным навыкам Джека. Но незабвенные ощущения, которые он оставил своими прикосновениями, преследовали даже спустя несколько дней.

Хотелось повторить…

— Прибыло семейство Данброх, — бесстрастно предупредила Кая, входя со сникшей головой. Случай с Джеком и бутылкой крови преобразил её до неузнаваемости. Эльза пробовала с ней поговорить, не как госпожа со служанкой, а как равные вампиры вне систематики ночного мира. Но в ответ больше, чем вежливый отказ, она ничего не получала.

Разенграффе в последний раз проверила свой вид и направилась вниз встречать приглашенных. Махровые дорожки заглушали её легкий шаг в красных балетках. Возникнув на парадной лестнице в сопровождении приглушенного света, она оставалась незамеченной, когда в неприлично-богато отделанном холле из позолоты мелькало «огненное» столпотворение. При виде родных лиц на сердце стало тепло, зародилось ощущение будто вернулись мирные дни в академии.