Дом под горой

— А зачем противиться? Если меж ними настоящая любовь — почему бы им не быть счастливыми? Потому, что она тежачка? Так и мой муж был крестьянского рода, а была же я счастлива с ним. Почему же и моему сыну не вернуться туда, откуда вышел его отец? Катица твоя — красавица, из порядочной семьи. А что она не по-господски одевается? Э, платье легко переменить, она молодая, переимчивая, скоро привыкнет…

Но Мате все еще качает головой. Не таким уж простым и ясным кажется ему дело. Все мнится ему — не счастье дочери готовится, а погибель ее.

— Одно только могло бы помешать… — тихо проговорила Анзуля, задумчиво глядя на вершины гор, купающиеся в солнечном сиянии, и Мате живо глянул на нее: надежда проснулась в нем, может быть, госпожа видит кое-что там, где ему представляется только хаос и мрак… Может быть, ее взор проникает в какую-то тайну…

— Что может помешать? — выдохнул он.

— Если окажется, что нет между ними настоящей любви.

— Я думаю так же! — обрадовался Мате. — Какая может быть любовь между барином и крестьянкой? Знаем мы, как это бывает… Вспыхнет — а потом остается только обман да позор. Будущее девушки погублено, а барин, как ни в чем не бывало, забавляется дальше…

— Да, обычно бывает так, — согласилась Анзуля.

Мате побледнел; глаза его загорелись, и снова сжались кулаки.

— Но здесь так не будет! — убежденно продолжала она. — Не забывай — я поручилась!

Ее убежденность, уверенность в хорошем исходе невольно передалась и Мате. Опасения, сомнения его рассеивались, как туман под лучами солнца, — и вот открылся ему новый горизонт, озаренный прекрасным светом. Поверил он, что произошло что-то великолепное: будущее Катицы видится ему теперь надежным, без всяких подводных камней.

— А к этому, Мате, ведет один лишь путь, трудный, правда, зато верный. Не знаю, захочешь ли ты пойти по нему, только решать надо как можно раньше, сегодня же.

— Зачем же я стану противиться, коли все так, как вы говорите?

— И не надо противиться: это и есть тот путь. Напротив, будем помогать им: пускай встречаются беспрепятственно, пускай узнают друг дружку, как оно и следует будущим супругам. Дадим им возможность проверить — действительно ли между ними настоящая любовь. Возьми девушку домой, пускай встречаются у нас на глазах. Сам знаешь, тайные свидания опасны. Вот и пусть встречаются, как жених с невестой. А когда хорошенько узнают друг друга, сами решат, без нашей помощи — жениться им или нет. Устоит их любовь, будет их воля — что ж, с богом и под венец. Я противиться не стану: дочь твою приму с распростертыми объятиями, как родную. Теперь скажи, Мате, что ты об этом думаешь?

— То-то меня и мучит, что не знаем мы, как дела обстоят! — ответил Мате, полный тревоги, — за словами госпожи он все еще подозревает подвох. — А если молодой барин через полгода откажется? Ему-то легко вернуть слово — а с ней что станется? Ее будущее будет испорчено, счастье в землю зарыто…

— Почему? Не надо преувеличивать, Мате. Испорченное будущее? Да нет, всего лишь неудача… Сколько людей расходятся накануне свадьбы и все же встречают потом счастье. Почему бы не могла встретить другое счастье и твоя дочь? И в конце-то концов, не могут люди счесть позором, что слово ей давал Нико Дубчич!

— Это верно! — признает Мате. — Мне тоже по душе такой путь, хотя многое, многое меня тревожит…

— Ах, Мате, не могут дела людские быть совершенными. Так и наш план. В нем тоже есть несовершенства, не все он охватывает — но мы спасем, что можно, сделаем, что сумеем, а остальное в руках божьих…

Это рассуждение почти успокоило Мате. Есть в нем большой запас той силы, какой так много хранится на складах народной души: упования на милость божию. Только есть еще в Мате много стойкости, энергии, которые не дают ему падать духом при первом же препятствии, складывать руки и покорно ждать, что принесет ему завтра милость божия. Нет, он не сразу сдается, он ищет выхода и старается пробиться к нему собственными силами. Но что может он сделать в теперешнем случае? Сам видит — ничего. Только ждать, наблюдать, терпеливо, бдительно, чтоб вовремя предотвратить крушение. Ясно ему теперь, что дочери его угрожала большая опасность; может быть, погибла бы она безвозвратно, будь шьора Анзуля другим человеком. И должен он благодарить бога за то, что послал он ему такую женщину, такую мать…

— Я согласен на все, — вымолвил он наконец тихим, но твердым голосом. — Ваши советы разумны и честны. Вот уж не думал я, что еще сегодня так успокоюсь… Это ваша заслуга, госпожа! Мне чуть ли не весело — только одно еще смущает.

— Неужели опасаешься чего-то еще? — уже теряя терпение, удивилась госпожа.

— Не опасаюсь, нет; жалею о том, что я тут наговорил… Гнев помутил мне рассудок. Не знаю, чего бы ни отдал, только бы не были сказаны эти слова!

Анзуля улыбнулась, но грустной улыбкой, и подняла взор к вершинам гор, над которыми уже потемнело небо.