Дом под горой

Взгляд его, полный ненависти и угрозы, не выходит из головы у Нико. Что это с парнем? Даже не поздоровался!

— Что случилось с этим человеком? — озадаченно спросил он Катицу.

Та повела плечом, усмехнулась пренебрежительно.

— Он будто в гневе, даже не поздоровался с нами, — прибавил Нико.

— Разозлился на что-нибудь. Знаете, какие они, когда разозлятся!

И Нико выбросил из ума странную встречу. Весело насвистывая, беспечно шагает он в город; дорога поднимается в гору, но словно какая-то таинственная сила несет Нико. Возле первых домов опять повстречался ему Пашко, возвращавшийся на Грабовик. То же дикое выражение лица, та же ненависть и злоба во взоре. И опять — ни словечка привета, хотя глянул он на Нико, прямо, дерзко.

«Да что это с ним? — недоумевает Нико. — Парень будто вызывает меня…»

Но, перестав думать о нем, Нико легким шагом продолжает путь к дому.

9. У НОЧИ СВОЯ ВЛАСТЬ

В воскресенье, едва отзвонили третий раз к большой мессе, Нико был уже у Претуров. Он и всегда-то одевался со вкусом, а сегодня нарядился просто изысканно. Солнце жарит, хотя нет еще и десяти часов утра — что ж, на дворе август, зной стоит тяжелый, густой. А наш молодой барин, несмотря на это, выбрал черный костюм, который Мандина, с великим ворчанием, вытащила вчера из комода. Одеться в черное при таком пекле — поистине подвиг. И вот, разгоряченный и потный, Нико явился в дом под Грабовиком, чтобы проводить в церковь избранницу своего сердца — первый раз в жизни! — и подать ей у входа святой воды.

Шьора Анзуля, скрытая за занавеской, смотрела, как сын уходит со двора. Смотрела не без волнения, а может, и тайной надежды: вдруг сын образумится, отступится в последнюю минуту? Нико уже скрылся из глаз, а она еще не отходила от окна: не вернется ли? Не вернулся. Анзуля глубоко вздохнула и, вытерев горячую слезинку, пошла на кухню.

«Итак, борьба началась! — подумала она с тяжелым сердцем. — Когда-то кончится и чем?»

Старую Еру лишние вопросы не терзают. Ей все дело представляется ясным, простым, без подвохов и поворотов, надежным и решенным. С несказанной гордостью смотрит она вслед дочери и Нико: шагают рядышком, поднимаясь по дороге к городу; видно, заняты нежным разговором. Как не гордиться Ере, когда осуществилась главная мечта ее жизни? Как ей не радоваться, что будущее дочери обеспечено, и она, старая, «глупая» Ера, одержала верх над умными и осторожными! Повергнут и мудрый Мате со всеми его поучениями. Ера восторжествовала над ним — над ним и надо всеми — в первый, но не в последний раз! Отныне пошла у нее новая жизнь, исполненная радостей и материнских утех.

Барица забралась на чердак, смотрит в слуховое оконце, что же это происходит? Глазам своим не верит — как все это неожиданно, вдруг! Нет, видно, близок конец света, вон уже чудеса начались, дела невиданные, неслыханные…

Иван, отстояв малую мессу, вернулся домой, переоделся в будничное, сел на мула и, в сильном негодовании и возмущении, погнал скотину на пастбище. Там ему лучше, чем дома, где с его мнением не желают считаться. Словно он батрак, а не молодой хозяин.

Мате в одиночестве сидит за столом, и странные мысли теснятся у него в голове. Трудно в них разобраться, найти выход. Морщины на лбу выдают, что и Мате терзается, бьется над неотвязным вопросом: как же это случилось — и почему именно с ним?

Колокола отбивали «дозвон», когда наша парочка появилась на площади, которая, как всегда перед большой мессой, полна народу. Люди стоят группками, расхаживают туда-сюда… Вот ступил на площадь дон Роко в блестящей четырехугольной шапочке, в черных чулках, панталонах до колен и лаковых туфлях — он еще не надел сутану, на нем только долгополый черный сюртук. Дон Роко раскланивается во все стороны с обычной своей мягкой улыбкой; так же ответил он и на приветствие Нико. Коснулся парочки мимолетным взглядом, брови чуть-чуть сдвинулись у него, но улыбка не исчезает — как бы в знак того, что ничто на свете не может нарушить его спокойствия, омрачить его настроение перед службой.

Зато люди стихли: одни от изумления, другие от ужаса. Глаза всех обратились на юную пару, и самые разнообразные чувства отразились в них: удивление, недоумение, кое у кого — сожаление, но больше всего — возмущение. Много бурь перенес Нико в своей недолгой еще, но довольно пестрой жизни; не раз люди и сторонились его, и открыто осуждали. Так что он успел обстреляться, закалить нервы. И сейчас он с непринужденным видом стоит рядом с Катицей, на взгляды людей отвечает спокойным, равнодушным взглядом. Словно все это совсем его не касается. Катица же ничего не замечает. Одно знает она определенно: рядом с ней — Нико Дубчич, первый кавалер на острове, самый богатый человек; ее Нико, которого уже никто у нее не отнимет, по которому вздыхало столько девушек — и безнадежно. А он выбрал ее, вознес высоко над всеми…

Ее скромные товарки стоят в сторонке, полные недоумения. Не успели еще ни порадоваться за подружку, ни позавидовать ей.