Дом последней надежды

Но этот мир не готов к добрым сказкам. Я же… я все еще слушаю. Почему бы и нет? Снег почти прекратился, и теперь снежинки пляшут, кружатся, но не спешат опуститься на землю. А она, темная, проглядывает сквозь драное покрывальце, давно утратившее свою исконную белизну.

Весна близко.

И ее уже слышат. Даже чудовища устают от долгой зимы, что уж говорить о людях…

— …подняли бурю мечи. Железо ломило железо, а кровь мешалась с кровью. Силен был Ньёкке, но Труве сильнее. И, вскрыв грудь, отпустил он сердце врага на свободу…

…поэты, чтоб их.

— Сам же шагнул к невесте. Но стоило коснуться ее, как Ингербольден, дочь Игасси, рассмеялась и обратилась в старуху. Почернела белая кожа, истончились руки. Волосы стали пакле подобны, и лишь глаза ее горели по-прежнему ярко. Обеими руками вцепилась она в Труве. И губы коснулись губ. Потянули искру жизни и выпили, а проклятая ньёрхагд, которая притворялась человеком, обратилась в птицу. Взмахнула она крылами и поднялась в воздух. Долго кружилась над опустевшим домом, смеялась, и от смеха ее у честных людей кровь из ушей шла…

Да уж, мрачненько. В духе, так сказать, местных тенденций.

— Ньёрхард принесла за собой зиму, равной которой не знали в тех краях. А за зимой пришли тридцать три болезни. И когда весна рискнула заглянуть во двор Игасси, не нашла в нем никого живого.

Что ж, отрадно осознавать, что я не ошиблась. Умерли все.

Только мораль не ясна.

— Люди не всегда бывают людьми… — Он все же отстранился, правда, наклонившись, коснулся губами волос. Осторожно, будто опасаясь разрушить фарфоровую меня. — А чудовища… с ними можно справиться.

— Как с тем, которое ждет вас в проклятом городе?

— Да.

— Я ведь отправлюсь с вами. — Я не спрашивала. — Слышишь, тьеринг? Вздумаешь уйти один, и я… не знаю, что с тобой сделаю.

А он опять рассмеялся.

Невозможный человек.

— И еще… — Я подула на его руку, которая на холоде побелела, и мелкие шрамы, ее покрывавшие, стали особо заметны. Не порезы… точно не порезы… будто следы от укусов и…

— Это кьёрги. — Урлак накрыл мою ладонь своей. — Они порой заводятся на кораблях. Глупые. Едят все, сало, канаты корабельные. Дерево. Могут и человека съесть, если много становится… там их было много… старый Уффе больше на богов полагался, чем на здравый смысл. Ту лодку мы сожгли, но… многим досталось. Кьёрги мелкие, но шустрые, и когда их много… так что ты хотела?

Многое.

Если глобально.

Тихий дом. И лавку, пожалуй, тоже, потому как натура моя не позволит чудесным образом превратиться в домохозяйку… и детей, да… если получится. В той, прошлой, жизни как-то не вышло. Сначала карьера, потом возраст и сопутствующие проблемы. И их можно было бы решить, будь желание. Но его не возникало, казалось, есть еще время… а оно потом взяло вдруг и закончилось.

Да, я хочу детей.

Настолько ли, чтобы рискнуть? Не знаю пока, но…

Счастья.

Тихого и обыкновенного, чтобы на каждый день и понемногу.

И мужчину тоже. Вот этого, который стоит за спиной и не торопит, позволяя разобраться с глупыми женскими мыслями.

— Надо, чтобы ты отыскал одного человека и купил у него свитки…

…те самые, которые прабабка Кэед сохранила, то ли в память о муже, то ли из врожденной хозяйственности. Главное, они остались в семье, и уже бабка возвела их в ранг сокровища, поместив хрупкий шелк в особые шкатулки, которые должны были бы сберечь его от распада…

…и сомневаюсь, что отцу Кэед есть дело до прошлого чужой, по сути, семьи.

А если и есть, то…

…деньги решают если не все, то многое…

— Хорошо.

— А еще… — я набрала воздуха, решаясь признаться, — я собираюсь ограбить дом… моей матушки… ты поможешь?

Нельзя же смеяться так громко! Вороны пугаются.

ГЛАВА 42

Матушка моя на письмо ответила, и в выражениях весьма любезных.

Она рада будет принять меня.

Свежий чай.

Беседа.

И примирение… непокорная дочь изъявит покорность и, вполне возможно, заслужит тем самым прощение. Нет, она не писала, во всяком случае явно, однако за выверенными этикетом фразами читалось… многое читалось. И почему-то возникло нехорошее ощущение, что идея-то не из лучших.

Зачем лезть напрямую, можно людей нанять.

Есть ведь умелые воры, которые способны войти в любой дом, пусть даже принадлежит он Наместнику. И если я не знаю, где взять такого человека, то можно спросить…

Нет.

Или кто погрубее… там, в доме, мужчин почти нет, слуги не в счет. Взломать ворота… взять матушку за горло и…

Я должна сама.

Почему?

Так надо. Я… готова рискнуть. Не сегодня, сегодня мне принесли свитки с запиской от Урлака… купец отдал их за пять серебряных лепестков, правда, шкатулку оставил себе. Ее он сразу использовал для хранения вещей куда более ценных, нежели ветхие свитки серого шелка.

Тушь побледнела.

Частью стерлась.

И минувший год стоил им многого. Шелк пусть и прочная ткань, но не устоит против сырости, а уж моль его и вовсе потратила… ах, до чего плохо.

Знаки складывались.

И терялись, порой меняя смысл написанного до неузнаваемости.

…в далекой стране Хинай в одной семье жила девушка. И была она молода и…

…красива?

…кротка?