Дом последней надежды

Что ж, наверное, стоило поблагодарить за предупреждение.

— Сто двадцать, — сказала я, исключительно из упрямства. И госпожа Гихаро усмехнулась.

— Хорошо…

У нее отыскался свой чиновник, а потому оформление бумаг не заняло много времени. Плакать… пожалуй, хотелось, только желание это было отстраненным, не то чтобы совсем уж не моим, скорее…

Обидно.

И горько.

И…

Разбитые надежды имеют отвратительное свойство уродовать жизнь. Что ж… в этом городе у меня осталось не много дел. А там…

Я умею переживать падения. Они были там, в прошлом мире. Но я поднималась. И сейчас смогу.

Я ведь еще жива.

И я буду жить.

Я должна.

ГЛАВА 41

Вечером я пишу письма.

Много писем.

Я отчаянно боюсь пропустить хоть что-то, но… память моя становится похожей на книгу, страницы которой наполнены чужими просьбами… с теми, кто умеет читать, просто.

А другие…

…мне придется съездить на побережье и найти дом рыбака Тенуку, который прошлой зимой вышел в море, понадеявшись на богов и удачу…

…и еще хижину на городских окраинах…

…и…

Но таких меньше, уж не знаю, потому ли, что люди простые не слишком привыкли заглядывать в будущее, а потому их души не удерживают ни мечты, ни планы… хорошо.

Пальцы немеют.

А девочка оннасю, устроившаяся в углу, горько вздыхает.

— Он не тронет тебя.

— Большой. — Она прикрывает зеленые глаза.

— Если меня не станет, он о тебе позаботится.

— Пахнет плохо. Много ест…

Это да, прокормить такого, как Бьорн, непросто.

— Ночью тут, — пожаловалась она, загибая палец, — ходит… и другие люди тоже.

Я замираю.

Над письмом, в котором сообщаю некой Миото, что супруг ее прощает и просит лишь сжечь его любимое кимоно, ибо в том, что отрядили для похорон, чувствует он себя на редкость глупо.

— Какие люди?

— Разные. — Оннасю перебирается поближе. И идет она на четвереньках, странно, как не наступает при этом на подол своего платья. — Ходят. Смотрят. Один дал сахарного дракона. Вкусный.

Что ж…

…я ведь ждала… и рано еще бояться… сперва они попробуют зацепить меня. И не через служанку. К слугам здесь относятся примерно как к вещам… а вот девочки… надо будет предупредить, чтобы не выходили… и колдун…

…он еще не способен с постели встать.

И выздоровление будет долгим, а восстановление муторным, но он, и будучи слаб, все равно величина, с которой не рискнут связываться.

Тьеринги…

…попросить Урлака переехать ко мне.

Принято такое?

…да.

…в северных деревушках, где мужчин много меньше, чем женщин, временные браки не редкость. Год в одном доме, полгода — в другом, и никто не осуждает, ибо боги постановили людям…

…что именно постановили, Иоко не знала. Но уточнила, что здесь не север, однако я, точнее мы, — вдова, а потому…

— О чем спрашивали?

Оннасю вытащила пару заколок из волос.

— О госпоже… о том, где она бывает и с кем говорит, и еще не покупала ли госпожа себе платьев… шелка на кимоно… украшений…

— А ты?

Прическу она разбирала ловко, не позволяя прядям падать, подхватывала их и, проводя жесткой щеткой, укладывала за спину.

— Я сказала, что госпожа купила рис и мясо. Как прошлый раз… и еще до того… и еще раньше… а они спрашивали, сильно ли она плакала. Я сказала, что сильно. И что теперь у госпожи не осталась товара…

— Спасибо.

— От них дурно пахло. — Оннасю поморщилась. — Один остался… Бьорн его задерет?

Надеюсь, что нет.

Во-первых, это будет убийством, чего я не одобряю категорически, а во-вторых, несказанно осложнит и без того непростое мое положение. Кто знает, как местная мафия отреагирует на смерть наблюдателя? Нет…

— Еще спрашивали, зачем сюда тьеринги ходят.

Она выглаживала волосы, и я закрыла глаза… не полезут… наобум точно не полезут… знать бы еще, что им Шину рассказала… вряд ли правду, вернее, у нее имелся собственный взгляд на местную действительность, и я в нее не вписывалась, и…

— Я сказала, что госпожа скоро станет женой главного тьеринга, он уже подарил ей брачный браслет…

— Что?

Щетка замерла, а личико оннасю скривилось.

— Госпожа не знала?

Не знала… могла бы догадаться… и тот обряд, помнится, в котором я пила чью-то кровь, а потом не удосужилась спросить, чью именно…

Что ж, будет повод навестить благоверного.

Урлак смутился.

Не думала, что такое возможно. И этот растерянный взгляд поверх моего плеча. Я обернулась, чтобы увидеть, как Бьорн пожимает плечами. Мол, ничего страшного… женщина волнуется?

Поволнуется и успокоится.

— Я не сержусь, — на всякий случай уточнила я, опираясь на руку Урлака. Мне ее не предлагали, но иногда и инициативу проявить можно.

Можно, я говорю.

Беспомощность не так уж хороша, как ее расписывают, и плевать, что здесь другие обычаи.

— Хорошо. — Кажется, он выдохнул с облегчением.

— Я просто не люблю, когда меня используют.

— Я не…

— Ты мог бы объяснить.

— Ты слишком меня боялась, женщина…

…не я.

Но…

Не важно, что сделано, то сделано.

— Не тебя. — Рынок жил своей жизнью. Мы прошли мимо тележки, с которой свисали серебристые рыбьи хвосты. Минули лоток со вскрытыми ракушками, которые старуха поливала темной жижей. Глаза ее были затянуты серебристой пеленой, но руки двигались четко.