Дом правительства

Сергей и Агнесса Мироновы. 1930 г. Предоставлено Р. Гликман

Работа Миронова оставалась прежней: содействие коллективизации, борьба с ее врагами и работа с ее последствиями. По данным его отдела, ко времени их приезда в Днепропетровской области 1700 человек умерли, а 16 тысяч – опухли от голода. В течение следующих двух лет область потеряла 16 % сельского населения[937].

В свободное от работы время Миронов играл в карты с сослуживцами или проводил время с Агнессой.

У Сережи было две жизни. Одна была со мной, ее я знала, и о ней я вам рассказываю, только о ней, потому что о другой его жизни – его служебных делах – я не знала ничего, он жестко раз и навсегда отгородил ее от меня.

Приходя домой, он тотчас сбрасывал с себя все служебные заботы, словно снимал панцирь, и больше ничего уже не желал знать, кроме веселых наших дел. Он был на восемь лет старше меня, но разницы в возрасте я не чувствовала, мы были товарищами, и мы дурачились и играли в свою любовную игру, которая никогда не надоедала нам.

Иногда мы уходили пешком в далекие экскурсии, мы очень любили такие пешие походы. Или шли в театр, или уезжали куда-нибудь «покутить», например в Тбилиси, Ленинград, Одессу…[938]

Сергей Миронов. Гагры, 1930 г.

Агнесса Миронова. Гагры, 1932 г.

Каждую осень они ездили на Черное море (в Сочи, Гагры или Хосту), а летом в Бердянск на Азовском море, где у ОГПУ был свой дом отдыха.

Нам три раза в день приносили еду из специального санатория. Приносил милиционер. А в обед на третье, бывало, целую мороженицу с мороженым.

Женщина, которая нас там обслуживала, однажды спросила:

– Можно мне брать остатки после обеда? У меня трое детей…

– Конечно! – воскликнула мама.

Через день эта женщина спросила опять:

– Можно мне привести своих детей играть с вашими?

И привела троих – мальчика и двух девочек. Дети были такие худые, что мы ужаснулись. У мальчика Васи ребра торчали, как у скелета. Рядом с нашим растолстевшим Борей он казался обликом смерти. Кто-то сфотографировал их рядом. Я сказала:

– Помните, была прежде реклама: покупайте рисовую муку, а на ней худой – до того, как стал есть рисовую муку, и толстенный – после муки. Вот это фото и есть такая реклама. Вася – до муки, Боря – после.

А затем женщина эта, наша прислуга, видя, что мы их жалеем, привела еще свою четырнадцатилетнюю племянницу (ее привезли из Харькова, ветром ее шатало от слабости).

Набралось нас девять человек (с Борей и Левой). В санатории стали выдавать обеды на всех, не смели отказать. Маленький островок в океане голода…[939]

* * *

Дом правительства был и не был островом. К числу идеологов и исполнителей коллективизации принадлежали председатель Колхозцентра и сторонник «мер ГПУ» Григорий Каминский (кв. 225); председатель Хлебоцентра и старый товарищ Каминского Марк Беленький (кв. 338); председатель Центросоюза и младший товарищ Сольца Исаак Зеленский (кв. 54); начальник сырьевых заготовок и хлебофуражного управления наркомата внутренней торговли и муж Наталии Сац, Израиль Вейцер (кв. 159)[940].