Дом правительства

От этой скверной привычки я так, вероятно, и не отделаюсь. Я не могу, конечно, утверждать, что «жизнь моя течет в эмпиреях», но я уже довольно давно привыкла обходиться без эмпирей и при этом все-таки одобрять жизнь. Нет, все-таки одобрить эту свою жизнь мне что-то не хочется, но – что греха таить – я уже ощущаю удовольствие от кое-каких жизненных явлений и процессов, причем иногда в совершенно неожиданные моменты: например, во время рубки дров или… стирки белья. Приятно взмахнуть топором, чтобы полено треснуло, приятно смотреть на землю в инее, приятно ощущать себя живущей и что-то делающей. Ты уже понимаешь, что все в порядке и что это ощущение – наилучший признак возвращающегося душевного здоровья?[1755]

Связь с жизнью по всему СССР оставалась непременным условием душевного здоровья, по крайней мере в письмах, адресованных Раде, Феоктисте Яковлевне и цензорам НКВД (7 ноября 1936 года Татьяна отправила Раде телеграмму с поздравлением в «день великого праздника»), но связь с семьей – вернее, с той ее частью, которая была в пределах досягаемости, – занимала все больше и больше места. 26 ноября Татьяна отправила одно из самых коротких своих писем: «Дорогая Радунечка! У меня всего несколько свободных минуток, и захотелось тебя крепко-крепко поцеловать. У меня все по-старому. Я здорова, много думаю о тебе и очень тебя люблю. Всех целую, мама». Следующее письмо, адресованное матери и ненамного длиннее предыдущего, кончалось словами: «Ну, дорогая, прости за спешную и бессодержательную записочку. Мне так хочется, чтобы вы все почувствовали мою огромную горячую любовь и мою бесконечную благодарность всем вам, и особенно тебе, моя дорогая, дорогая мамусечка! Крепко-крепко обнимаю и целую всех. Тебе, родная, для отдыха положу голову на плечо, помнишь, как тогда в поезде, по дороге в Челкар? Хорошо отдохнуть около тебя, мамусик. Твоя Таня»[1756].

В конце февраля или начале марта 1937 года Татьяна прекратила шестимесячную голодовку (ее личное дело не объясняет, в чем она заключалась). В августе ее перевезли из Магадана в Ягодное. 2 сентября 1937 года она написала Раде, что ей немного тоскливо. «Я еще к новому месту не привыкла и не вошла в колею. Работа у меня менее интересная, чем была на автобазе, библиотека здесь много меньше, друзей совсем нет. Правда, природа гораздо лучше, и погода последнее время была теплая, так что можно было ходить гулять. И все-таки я еще чувствую себя не на месте. Знаю, что скоро привыкну, а пока чуть-чуть кисну внутри. Снаружи, конечно, не показываю, только разве смеюсь меньше, больше все серьезная хожу. Вот тут-то и следует вспомнить: «Капитан, капитан, улыбнитесь…» Ну ладно, с завтрашнего дня начну улыбаться…»[1757]

Фильм «Дети капитана Гранта» прославился благодаря двум песням: «Веселый ветер» («кто ищет, тот всегда найдет») и «Жил отважный капитан». («Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка это флаг корабля. Капитан, капитан, подтянитесь, только смелым покоряются моря».) Лагерь, в который привезли Татьяну, был окружен водой.