Дом правительства

На кафедре сидят три человека. Вас вводят.

– Фамилия, имя, отчество?.. Получили обвинительное заключение… Есть заявление?.. Хорошо, суд учтет.

Выводят. Проходит три-пять минут. Снова вводят. Зачитывают приговор. Все!

Мне дали на суде говорить (случай уникальный). Говорил я час двадцать минут. Я высмеивал показания, написанные на меня, издевался над следствием, доказывал полную свою невиновность перед родиной и партией. Причем я не услышал ни слова обвинения в мой адрес. Судьи молчали. Только раз один из судей бросил реплику:

– Но вы же печатали «Записки экономиста» Бухарина?

Председатель суда Ульрих оборвал:

– Он не только не печатал, но на следующий же день выступил против них.

Когда я кончил говорить, меня вывели. «Ну, – думаю, – сейчас все дело лопнет, и я пойду на свободу. Ведь обвинений не было, а председатель суда меня вроде как даже поддержал».

Я снова предстал перед судьями, и тот же Ульрих зачитал приговор: пятнадцать лет заключения и пять лет поражения в правах.

Хоть я и был тогда очень слаб, но пришел в ярость:

– Скажите мне, пожалуйста, где я нахожусь?! Что это, суд или театр комедии?!

В это время солдаты скрутили мне руки и потащили вниз по лестнице на первый этаж.

– Смертник? – спросили внизу.

– Нет. Пятнадцать.

– Налево[1767].

Большинство квартиросъемщиков Дома правительства повернули направо. Примерно 29 тысяч человек, приговоренных к смерти в Москве в 1937–1938 году, были расстреляны на одном из двух «спецобъектов», замаскированных под военные полигоны: Бутово, принадлежавшее Управлению НКВД СССР по Москве и Московской области, и Коммунарка (бывшая дача Ягоды), использовавшаяся центральным аппаратом НКВД для расстрела высших чиновников, приговоренных Военной коллегией Верховного суда. Процедура исполнения приговоров в Бутове реконструирована на основании архивных документов и интервью с бывшими членами расстрельных команд[1768].