— Да пошли вы, — еще пытался Ваха сохранить хладнокровие, да вот члены комиссии такого отношения вынести не смогли. Тот, кто первым попытался его за локоть одернуть, ощутил всю мощь правой ноги Мастаева. Правда, более драки не было: на шум сбежалось много народу, разнимали, огорошенного Ваху оттесняли к выходу, а главный устаз[143]
университета успокаивал:— У него справка дурдома в кармане. К таким и Бог милостив, и нам велел терпеть.
— Не аттестован! Он не будет в республике работать, даже жить! — вынесли вердикт члены комиссии.
В это время Ваха уже стоял под любимой березкой, с неким вызовом курил, думая, что его избиркомовской эпопее наконец-то пришел конец. Он решил, что прямо сейчас вместе с дедом уедет в любимые горы, мечтал о восхождениях, об уединении, жаждал скорее увидеть непокорные снежные вершины. Он уже попрощался с матерью, когда смуглый, небритый, вооруженный юнец не то что без стука, а по-хозяйски вломился и грубо сунул ему пакет: «Председателю Центризбиркома Мастаеву В. Г. Тов. Мастаев! Срочно явитесь в Президентский дворец. Религ-револ. комиссия Вас аттестовала. Президент-генерал Вас утвердил. Выборы на носу. С комприветом Кныш».
Мастаев считает, что одна из причин развала СССР — очень низкая трудовая дисциплина. А вот в свободной Чечне — почти анархия: президент-генерал на совещании, транслируемом по телевизору, назвал всех милиционеров «къотамаш»,[144]
и только двое (это не показали) открыто выразили протест. Теперь все сотрудники правопорядка республики почти что никто, на улицах хаос, так что даже на красный свет светофора мало кто обращает внимание. Однако Ваха, как всегда пунктуален. К вечеру он в президентском дворце. Тут же Кныш, разводит руками.— Президент обещал к шести быть на службе.
— Разболталось все, — как обычно, что на уме ляпнул Мастаев.
— Да, рыба гниет с головы, — горестно вздохнул Кныш и куда-то удалился. А Ваха не один час, а целых шесть провел в приемной, отдавая честь вызову президента, и только в полночь состоялась встреча. Речь шла о главном — об «итоговом протоколе» выборов в парламент.
— Это все чекисты-стукачи. Все их «личные дела» у меня после захвата КГБ, — говорил президент-генерал, небрежно бросая на стол протокол.
— Ну и хорошо, — защищал список Кныш. — Ведь они все под контролем, будут вашу волю исполнять.
— Не надо! Ваши люди мою волю не исполнят!
— Их надо трудоустроить, содержать, на поводке держать.
— Ха-ха-ха, — рассмеялся генерал. — А за что их содержать?
— За службу. Кто вас к власти привел?
— Тогда всех в тюрьму, — там и трудоустроим, и будем содержать, и будут на поводке.
— Не-не, — возразил Кныш. — Это не демократия. Нас мир не поймет. Лучше в парламент, и гавкать не будут.
— Слушайте, Митрофан Аполлонович, — президент сел в свое кресло, как на трон. — Вы человек военный, а что вы так о чекистах печетесь?
— Я на госслужбе, впрочем, как и вы, — лицо президента искривилось, а Кныш искоса глянул на Мастаева и после большой паузы виновато к президенту: — Позвольте я закурю?
— Травись и нас трави, — выдал хмуро президент, — и так кругом отрава.
— Ну, не скажите, вы живете как король, — Кныш осмотрелся. — Вот чего у вас нет — спичек и пепельницы.
— Принеси, — приказал хозяин одному из охранников, которые всегда при нем.
— Кури, — Кныш предложил сигарету Мастаеву. Ваха при президенте, точнее старшем, курить отказался. А эта пауза, как трубка мира, нашла компромисс. «Итоговый протокол» выборов в парламент Чечни был до утра составлен: половина депутатов от Кныша, то есть по предложению Москвы или Кремля; половину внес сам президент-генерал.
Как и ранее, а сейчас по прямому указанию Кныша, председатель Центризбиркома подготовил два варианта. Первый был уже известен, после так называемых выборов — утвержден. А второй, реальный, где Мастаев отметил кроме прочего, что в выборах участвовало всего лишь двенадцать процентов населения; выборы безальтернативные, не демократичные, с нарушением многих и многих процедур. Словом, не действительны. Этот протокол был в двух экземплярах. Кныш свой сразу же спрятал в портфель. А президент небрежно скомкал, выбросил в урну, на что Кныш прошептал Вахе:
— С таким отношением к документам государства не построить. Да он и не хочет, другие цель и задача.
— Какие? — заинтересовался Ваха.
— Не знаю, — ушел Кныш от ответа.
Вечером у него был рейс на Москву, и он опять прощался с Мастаевым, будто навсегда. А Мастаев о своем:
— Кто мне за работу заплатит?
— Как «кто»? Выборы состоялись в независимой Чечне, у вас есть президент, парламент, свой бюджет. Обратись к президенту.