Читаем Дом проблем полностью

К вечеру, наоборот, стало гораздо хуже. Приходили разные врачи. Почему-то Ваху перевели в отдельную палату. Повторно стали брать анализы, а рано утром отвезли на край города — противотуберкулезный диспансер. И тогда Мастаев вспомнил подмосковную психлечебницу, ледяную баню и лечащего врача — «в тебе теперь туберкулезные палочки, пей таблетки, лечись». А он никому не верил, таблетки в унитаз.

А теперь без таблеток и лекарств ему очень плохо, а их в диспансере нет, и от соседей-пациентов Ваха знает, что этих сверхдорогих лекарств и в аптеках нет, только из-под полы, втридорога, по блату.

Родственников к нему не допускают — заразен, да Ваха видит из окна мать и деда, которые каждый день его навещают. И они с вымученными улыбками машут ему рукой, мол, все будет в порядке и у них все хорошо. Но он понимает, как им сейчас нелегко, через неделю первая партия лекарств закончилась, и его пару дней просто не лечили — нечем. И он сразу понял, что только за счет таблеток держится, а так, болезнь прогрессирует, температура не спадает, слабость. И он все теряет и теряет вес, почти скелет. И тут вновь появились лекарства, много еды. И Вахе чуть полегчало, и он способен думать, что же дед и мать на сей раз продали? Наверное, пару бычков или с десяток баранов, которые ныне не в цене, а может, уже коня и всю пасеку?

Помимо болезни, эти сугубо житейские проблемы терзают Мастаева, и он об ином, о политике, о чем круглые сутки говорят многочисленные пациенты огромной палаты, пытается даже не вспоминать. Однако его роль в недавних событиях уже и здесь общеизвестна, и все шушукаются, что гвардия президента разыскивает всех оппозиционеров, по-всякому расправляется с ними и хуже всех тем, за кем нет мощного тейпа — клана или денег — откупиться. К последним относится и Мастаев, да друзья по недугу его успокаивают:

— Мы тебя в обиду не дадим, пусть только сунутся, мы их бациллой.

В этом все солидарны. А вот когда почти каждый день, и не раз за день, заходит речь о политической ситуации в республике, то одни с пеной у рта поддерживают президента-генерала, другие с таким же рвением выступают против. Вместе с тем все единодушны в одном: штурм мэрии и слух о массе убитых — страшное событие. И тут Мастаева вновь и вновь просят рассказать, как это было. Об этом Ваха молчит, твердит, что ничего не помнит. А вот о нем вспомнили и, видимо, уже знали, что его состояние стало стабильным.

Как-то в понедельник, с утра, завотделением позвал за собой Мастаева. Оказывается, на первом этаже, в тупике, отдельный кабинет. По всем признакам — затхлый воздух, пыль, еще портрет Ленина, правда, не висит, а валяется в углу — здесь давненько никто не бывал, а сейчас сидит за столом пожилой чеченец, явно в прошлом партиец-коммунист, быть может, даже агитатор-пропагандист Дома политпросвещения, но сейчас он замаливает грехи, по крайней мере четки в руках. Без души, но как положено у чеченцев, он справился о здоровье и, чувствуется, заразиться боится, не приближается. Кинул перед Вахой на стол конверт. Понятно, что почерк Кныша.

«Сов. секретно! Лично в руки! Тов. Мастаеву!

Дорогой Ваха Ганаевич! Вы ослушались моих рекомендаций, чуть не загубили себя и все дело революционной демократии. Я вам искренне, по-ленински сочувствую, многое прощаю. Однако из-за вашей пальбы сорваны документально-телевизионные отчеты. Понимая ваше теперешнее невменяемо-болезненное состояние, я вместо вас подготовил все отчеты. Вам осталось только их подписать. Выздоравливайте, ибо дело революции только-только зарождается. Нас ждут великие дела! С комприветом! Крепко жму руку».

Далее два документа: (Лист № 1).

«Отчет

председателя Центризбиркома по Чеченской Республике

Строго соблюдая конституционные права граждан Указом Президента Чеченской Республики был назначен референдум. Однако некие оппозиционные пророссийские силы вооруженным путем сорвали намеченную демократическую процедуру. Для наведения правопорядка в республике введено чрезвычайное положение, при столкновении с оппозицией с обеих сторон погибло 4 человека, ранено 8.

В республике введено прямое президентское правление (одобренное населением), деятельность парламента прекращена и считается незаконной.

Председатель — Мастаев В. Г.».

(Лист № 2.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза