Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

В самом деле, можно было бы считать большой удачей, если бы благодаря таким мерам Ротшильдам и их помощникам в Пруссии удалось разрешить ссору между Австрией и Пруссией. Но там их поджидала и ловушка. Если бы у Пруссии появились деньги, Бисмарк вполне мог бы поддаться соблазну и воспользоваться ими не для уплаты за Гольштейн, а для развязывания войны с Австрией. На самом деле еще до Гастайнского договора прусское правительство думало как раз о том же. 18 июля 1865 г., когда было достигнуто соглашение по линии Кельн — Минден, по которому правительство уступало опцион на акции на 13 млн талеров, Бисмарк сразу же сообщил кронпринцу: «Появились финансовые условия для полной мобилизации и одногодичной военной кампании; сумма составляет около 60 млн талеров». «У нас есть деньги, — ликовал военный министр Роон, — которых хватит на то, чтобы у нас были развязаны руки во внешней политике, хватит, если понадобится, на то, чтобы мобилизовать всю армию и заплатить за всю кампанию… Откуда деньги? Не нарушая закона, главным образом благодаря договоренности с железной дорогой Кельн — Минден, которую я и даже Бодельшвинг считаем весьма выгодной». Вскоре австрийский поверенный в делах Хотек сообщал, что у Пруссии «такой важный запас денег, какой обычно держат наготове в предвкушении войны»[62]. С другой стороны, продажа линии Кельн — Минден еще не гарантировала победы; Роон еще рассуждал с точки зрения того дипломатического рычага, какой приобретала Пруссия благодаря своей явной готовности к войне, а не действительной войны. В августе и Бисмарк отговаривал Бляйхрёдера продавать ценные бумаги от его имени «из преждевременного страха перед войной». «Условия наших финансовых и военных приготовлений, — писал он после Гастайна, — требуют не форсировать разрыв раньше срока». В особенности у Бисмарка имелся повод бояться того, что, если и Австрии удастся добыть деньги, противоборствующие стороны, по крайней мере в финансовом исчислении, окажутся в равных условиях. Поэтому летом 1865 г. его цель была проста: любыми средствами, имеющимися в его распоряжении, помешать австрийскому правительству успешно получить заем.

В конечном счете в 1865 г. Австрии все же понадобился заем; и, возможно, чтобы поощрить правительство все же обратиться к нему, Джеймс в середине августа купил на 300 тысяч ф. ст. англо-австрийских облигаций по сравнительно щедрой цене в 78,9. Правда, вначале он не хотел брать на себя новый большой заем. 9 сентября он даже сказал чиновнику министерства финансов барону Бекке, посланному в Париж для переговоров с ним, что «предоставить такой заем нам невозможно». Однако на него произвела сильное впечатление реакция Бекке: «Он был совершенно подавлен и сказал: „Это значит, что правительству придется признать себя банкротом“». Угроза была ужасной, если вспомнить крах австрийских финансов в годы Наполеоновских войн, и она тронула человека, помнившего те времена. Джеймс поспешил предложить компромисс: заем на год в размере 1 или 2 млн ф. ст., который должны были предоставить Лондонский и Парижский дома в компании с Бэрингами (Джеймс знал, что к Бэрингу Австрия тоже обращалась), с возможностью последующего долгосрочного займа.

Нетипичная готовность работать в тандеме с Бэрингами — а также с «Сосьете женераль» и «Креди фонсье», к которым также обращались, — доказывает, что Джеймс не склонен был недооценивать риски, связанные с австрийскими займами. Тем не менее, «что-то сделав», он хотел продемонстрировать Бекке, что «мы не против Австрии». О причинах догадаться нетрудно. Помимо всего прочего, Ротшильды по-прежнему держали значительные пакеты австрийских облигаций: как выразился Джеймс, «мы вложили слишком много [денег] в это правительство». Если бы Австрия в самом деле объявила о банкротстве, ее облигации резко упали бы в цене: «Хорошему человеку деньги нужны для того, чтобы заплатить проценты, и такое желание я могу понять. Бэринг тоже многим обязан Австрии, так что и у него есть свой интерес». Более того, условия такого займа в крайнем случае могли быть только прибыльными: «Явно человек позволит нажить на нем столько денег, сколько можно пожелать, а Австрия, в конце концов, остается великим государством».