Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Вначале Джеймс играл с мыслью о займе, обеспеченном так называемыми «коронными землями», который ранее предлагал Лангран-Дюмонсо. Но финансовые затруднения Ломбардской линии, из-за которых Парижскому дому и «Сосьете женераль» пришлось сделать денежное вливание в размере 63 млн франков, натолкнули его неуемную деловую фантазию еще на одну интересную возможность. По уставу компании, она должна была начать выплачивать налог Австрии в 1868 г. Джеймс усмотрел способ повысить рыночные котировки падающих акций: освобождение от налога, который, по выражению Альфонса, «так тяжело давит на будущее наших „ломбардцев“». Наконец, на переговорах о займе предложили способ оказать давление на Австрию, чтобы она пришла к своего рода компромиссу с Пруссией и Италией, что позволило бы избежать войны. 16 сентября Альфонс обсуждал с итальянским послом возможность обмена Венеции — за деньги или за Дунайские княжества (Румыния); три дня спустя Джеймс выражал надежду, что «итальянский вопрос» можно «решить», и предлагал включить в договор «фирменное» условие Ротшильдов: заем предоставляется при сохранении мира. 23 сентября он выразился даже еще радикальнее: «Можно добавить торговый договор с Англией и, может быть, Францией… Более того, можно провернуть отличное дельце. Эти люди хотят, чтобы мы сделали на них деньги. Вот наши условия: одобрение [займа] парламентом и сокращение армии. Думаю, что с конституцией народ получит лучший кредит, чем до настоящего времени».

Всего через три дня им с Альфонсом показалось, что они добились «всего, чего хотели» после «долгой беседы» с Бекке: «Торговый договор удастся увязать с займом без всякого труда… Таким же возможным кажется взаимопонимание по вопросу о налоге на Ломбардскую линию. В конце можно получить самые выгодные условия [если мы согласимся на заем] сегодня, поскольку у правительства есть простор [для новых идей]. Правительству нужны деньги для того, чтобы консолидировать свое политическое положение, и оно хочет добиться успеха во что бы то ни стало».

Из отчетов австрийского дипломата Мюлинена известно, как отчаянно хотелось Бекке заручиться согласием Джеймса на том этапе. По мнению Бекке, «финансовая судьба» Австрии находилась «в его [Джеймса] руках», и он, не колеблясь, предлагал приманки личного характера: «Если мы не добьемся с ним успеха, мы не достигнем ничего важного с другими. Поэтому мы должны бить на эмоции и особенно польстить старику Джеймсу. Все, что приятно его самомнению, стоит 1 или 2 процентов… Может быть, наградить его орденом? Русский заем решил орден Станислава. Есть ли у него орден Железной короны первой степени? Если нет, можно ли вселить в него надежду на получение?»

3 октября казалось, что все решено, и договор оставалось лишь подписать.

Встреча в Биаррице

Потом неожиданно начались помехи. Конечно, всегда находились доводы против этой операции. Отчасти они были финансовыми: вначале, из-за перенапряжения парижского денежного рынка летом 1865 г., Альфонс склонялся к мысли о том, что выпуск облигаций нового австрийского займа «в настоящее время — дело невозможное». Когда Ансельм неожиданно предложил повысить сумму займа до 150 млн гульденов в связи с возросшими потребностями Австрии, его французский кузен пришел в ярость. Ему, по его словам, было «трудно понять, как человек, обладающий таким опытом в делах… такой сведущий в австрийских финансах… член финансовой комиссии рейхсрата, не сумел предупредить нас, что Австрия на краю пропасти; он, наоборот… позволил нам сохранить все наши [австрийские] ценные бумаги, он постоянно поощрял нас покупать еще, и вдруг он спокойно заявляет, что, если Австрии не удастся занять 150 млн гульденов, у нее не останется другого выхода, кроме объявления банкротства».

По подсчетам Альфонса, на самом деле правительству Австрии требовалось 49 млн гульденов (6,9 млн ф. ст.) только для того, чтобы расплатиться по текущим долгам. У Ната не оставалось сомнений: любые новые австрийские облигации будут всего лишь «мусором». В решающий момент в начале октября свои сомнения присовокупил и Майер Карл: «Что касается Европы… и особенно Германии, перспективы, к сожалению, не слишком обнадеживают — деньги очень дороги и, скорее всего, станут еще дороже, а наша публика столько потеряла на англо-австрийских [облигациях]… что на рынок полагаться нельзя… Не скрою, я нисколько не доверяю австрийскому правительству, которое всегда нас обманывало… на него невозможно полагаться… Я так часто и так подробно писал в Париж на эту тему, что теперь не знаю, что делать, но боюсь, что, если вы на сей раз придете к соглашению, вас обманут так же, как вашего друга и кузенов. Наша публика ежедневно продает большое количество австрийских ценных бумаг».