Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Джеймс, несомненно, был одним из богатейших людей в истории. По мнению «Таймс», его личное состояние, переданное наследникам по завещанию, приближалось к 1 млрд 100 млн франков (44 млн ф. ст.). В «Кёльнише цайтунг» приводилась еще бо‡льшая цифра в 2 млрд франков. Эти цифры, которые даже не включают его обширные загородные и городские объекты недвижимости на улице Лаффита, в Ферьере, Булони и имении Лафит, так громадны, что их трудно себе представить. Если перевести его состояние в проценты от ВВП Франции, 1 млрд 100 млн франков составляют примерно 4,2 %. Однако сохранившиеся документы позволяют вывести более реалистичную цифру. В завещании Джеймса оговаривались выплаты наличными или ежегодная рента его родственникам и нескольким более мелким наследникам (в том числе его слуге), которые вместе составляли приблизительно 20 млн франков. Большая часть этой суммы (16 млн) переходила его жене Бетти. Вдобавок точно не установленный остаток, включая долю Джеймса в совокупном капитале домов Ротшильдов, разделялся между его тремя сыновьями, дочерью Шарлоттой и внучкой Элен[66]. К сожалению, не сохранились цифры капитала компании за период с 1863 по 1879 г., а цифра за 1863 г. представляет собой приблизительные подсчеты, сделанные Гилле. Однако, помня о том, что в 1855 г. личная доля Джеймса составляла 25,67 %, можно примерно подсчитать стоимость его доли восемь лет спустя: она составляла около 5 млн 728 тысяч ф. ст., или около 143 млн 200 тысяч франков. Невозможно точно оценить недвижимость Джеймса, но то, что содержимое Ферьера оценили в 20 млн франков, в то время как имение Лафит стоило 4,1 млн франков, предполагает примерную цифру в 30 млн франков. Сложив все эти цифры, можно получить сумму приблизительно в 193 млн франков (7,7 млн ф. ст.), хотя, возможно, цифра эта заниженная (неизвестно, сколько ценных бумаг имелось в портфеле Джеймса, исключая его долю в семейной компании, как невозможно и оценить в денежном выражении его огромную коллекцию произведений искусства). «По-моему, — непочтительно шутил Мериме, — очень неприятно умирать, когда у тебя столько миллионов».

Джеймс стремился передать своим наследникам еще кое-что: культуру, которую он сам унаследовал от Майера Амшеля. Во многом его завещание — последнее подлинное проявление самобытного характера, ставшего основой успеха Ротшильдов. В завещании содержался старый призыв к братскому единству. Джеймс призывал сыновей к единству «как к долгу, выполнение которого принесет счастливейшие из плодов». Он особо призывал их «…никогда не забывать о взаимном доверии и братском согласии, которое царило между моими любимыми братьями и мною и которое стало источником плодотворного счастья в счастливые дни, как было прибежищем во время испытаний. Только этот братский союз, [который был] последней волей моего достойного и почтенного отца, составлял нашу силу и был нашим щитом, [и вместе с] нашей любовью к труду и честностью стал источником нашего процветания и доброго имени. Пусть же моя воля, которую я, в свою очередь, здесь выражаю, будет воспринята благоговейно и близко к сердцу каждым из моих детей, как самое драгоценное наследие моей отцовской любви…».

И здесь присутствует старый принцип (закрепленный в самых ранних договорах о сотрудничестве), согласно которому его сыновья не должны «вести дела за пределами [семейного] дома, с государственными ли средствами, товарами или другими ценными бумагами»; хотя Джеймс разрабатывал этот пункт подробнее, чем, возможно, казалось необходимым в предшествовавшие десятилетия: «Дом не может хорошо управляться, его единство нельзя сохранить, если все компаньоны не объединены общими интересами и не работают дружно. Надеюсь, я оставил каждому из моих детей достаточное независимое состояние, чтобы им не нужно было прибегать к опасным предприятиям. Призываю их не давать свои имена всем аферам, которые им предлагают, чтобы имя, которое они носят, и дальше оставалось таким же почтенным, как в настоящее время. Призываю их не вкладывать все состояние в бумаги и, насколько возможно, держать ценные бумаги, находящиеся в обращении, которые можно реализовать за короткий срок».

Последнее указание подводит нас к самой сердцевине деловой философии Ротшильдов: вкладывать часть имущества в недвижимость и стремиться к тому, чтобы в портфеле находились высоколиквидные ценные бумаги. Снова повторив слова отца более чем полувековой давности, Джеймс, однако, завершил звучным напоминанием детям о связи их дела и их религии, призывая их «никогда не отказываться от священных традиций наших предков. Это драгоценное наследие, которое я оставляю вам и которое вы передадите вашим детям. По воле Всевышнего человеку дарована не только жизнь, но и вера; повиноваться этой воле Провидения — наш первый долг; предать свою веру — преступление. Любите Бога ваших предков и служите ему добрыми делами: и если призовет меня к себе Господь, я буду следить за вами с небес, как следил за вами на земле».