Не все дипломатические последствия победы Японии всецело подходили Ротшильдам. Дискредитировав Россию как империю и ввергнув страну в революцию — Русско-японская война разом стала одним из сильнейших доводов в пользу восстановления англо-германской дружбы. Однако она не заставила Францию (как надеялись немцы) «выбирать между Россией и Германией или Англией». Сам Натти считал японский заем 1907 г. способом скрепить колониальный союз Франции и Японии. «Я никогда ни на миг не считал, что у японцев есть какие-то планы на французские колонии или их наполняют амбициозные мечты, которые им приписывали, — объяснял он в двух красноречивых письмах кузенам. — Но, само собой разумеется, чтобы приобрести то, что имеет в виду правительство Франции, было необходимо предложить правительству Японии одно вместо другого… можете похвалить себя, причем похвалить по праву: предложив два займа французским капиталистам, вы приблизили желанное завершение… политика и финансы часто идут рука об руку, и если капиталист прямо заинтересован в ценных бумагах какой-то страны, он, естественно, следит за тем, чтобы эта страна процветала и развивалась… что возможно лишь во времена мира и безмятежности».
Восстановление дружеских отношений между Францией и Японией, которое случилось после англо-японского союза, подразумевало слияние британских и французских интересов; последнее оказалось почти невозможно примирить с более ранней целью Ротшильдов: англо-германским союзом.
На самом деле ярче всего это противоречие проявилось не на Дальнем Востоке, а в Марокко, где ранее перспективы восстановления гармонии между Англией и Германией казались вполне благоприятными. «Вчера лорд Ротшильд сказал мне, что с нашей стороны глупо верить, будто у Англии воинственные намерения, — сообщал Бюлову посол Германии граф Меттерних в январе 1905 г. — Таких намерений никогда не было, и его правительство особенно хочет поддерживать хорошие отношения с нами. Бальфур… сказал ему об этом несколько дней назад». Но сам факт, что необходимо было давать такое заверение, служил доказательством того, как стремительно расходились две страны. Новая профранцузская ориентация политики Великобритании подтвердилась 31 марта, когда кайзер прибыл в Танжер и потребовал созыва международной конференции, на которой бы подтвердили независимость Марокко. Не собираясь поддерживать доводы Германии в пользу «политики открытых дверей» в Марокко, Лансдаун беспокоился, что кризис может свалить Делькассе и окончиться тем, что Франция откажется от своих обязательств. Теперь казалось, что Великобритания стремится поддержать позицию Франции по Марокко, чтобы исключить требование Германией порта на побережье Атлантики. Профранцузская позиция стала еще более выраженной после победы Либеральной партии на выборах в январе 1906 г., когда к власти пришел Генри Кэмпбелл-Баннерман. Для Натти это означало конец германской политики в Марокко: «Ни один здравомыслящий человек… не верит, что германский кайзер пожелает противостоять желаниям и чувствам объединенной Европы, — писал он парижским кузенам 3 января, — и еще менее он может надеяться на какой-либо успех вообще после того, как либеральное правительство в Англии всецело одобряет англо-французский союз». Натти смутно надеялся на «компромисс, который устроит обе стороны и не заденет ничье тщеславие» и пытался успокоить возникшие на улице Лаффита опасения в том, что Бюлов, возможно, думает о военном решении спора. Но когда речь заходила об отдельных вопросах — о реорганизации марокканской полиции и о создании в Марокко банка, — он считал, что Германия находится в изоляции; как он писал Эдуарду в конце февраля 1906 г., «наше… правительство поддерживает ваше по различным вопросам, связанным с Марокко, и на самом деле я смело… могу утверждать, что они считают французские предложения и разумными, и умеренными… ваше правительство пользуется решительной поддержкой нашего, и… пожелания Рувье находят теплый отклик в голове Эдварда Грея. И, несомненно, чувство идеального союза значительно поможет принять решение, и, возможно, ощущение этого союза больше всего раздражает… тех, кто руководит политикой на Вильгельмштрассе».