Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

И Юлиус Блюм считал, что Альберт всегда был хозяином в «группе Ротшильдов». Но под руководством Теодора фон Тауссига и его преемника «Боденкредитанштальт» все больше стремился к независимости, как и «Кредитанштальт», когда в 1910 г. бразды правления в нем взял Шпитцмюллер. В 1911 г., после смерти Альберта, группа прекратила свое существование.

В-третьих, и отчасти из-за такой разъединенности, правительствам Австрии и Венгрии удалось освободиться от преобладания «группы Ротшильдов» благодаря тому, что они нашли новые источники финансирования внутри своих стран. После 1897 г. долю во всех новых выпусках рентных бумаг необходимо было передавать «Почтовым сберегательным банкам». Шесть лет спустя австрийский министр финансов Бём-Баверк позволил крупным банкам, не принадлежащим Ротшильдам, таким как «Винер банкферайн», принять участие в крупной операции по реструктуризации; а в 1908 г. и Австрия, и Венгрия в конце концов приняли систему открытой подписки на новые выпуски облигаций, которая к тому времени стала нормой в большинстве западноевропейских стран. Последние остатки монополии «группы Ротшильдов» исчезли в январе 1910 г., когда новый выпуск австрийских облигаций был продан исключительно «Почтовым сберегательным банкам», что привело к созданию нового, гораздо более широкого, консорциума. Несмотря на попытку Альберта бойкотировать новую систему, «Боденкредитанштальт» разорвал отношения с бывшими партнерами; и хотя Луису, сыну и преемнику Альберта, удалось создать новую группу, возглавляемую Ротшильдами, в которую входили «Кредитанштальт», «Винер банкферайн» и «Лендербанк», восстановить роль прежней группы в государственных финансах так и не удалось.

Четвертая причина, почему никто особо не надеялся на возрождение прежнего, основанного на финансах, партнерства между Великобританией и Австрией, была чисто политической. «Само собой разумеется, — писал Натти в Париж в апреле 1906 г., — что мы не знаем, разговаривает ли наш дорогой кузен Сальберт [Альберт] с новым правительством Венгрии». Крайне трудно стало действовать в условиях такой децентрализованной и шаткой политической системы, как Австро-Венгрия. Натти посетил Вену в 1907 г., но, похоже, его визит окончился безрезультатно. И последующие сообщения от Альберта в кризисный год были успокаивающими — иногда он даже забывал делиться с родней важными финансовыми новостями. Хотя посол Австрии в Лондоне надеялся, что влияние Ротшильдов на «Таймс» и «Дейли телеграф» поможет умерить реакцию Великобритании на аннексию Боснии в октябре 1908 г., он преувеличивал степень влияния Натти и возможность роста проавстрийских симпатий. По правде говоря, и в Лондоне, и в Вене политическое влияние Ротшильдов убывало. «Открыто признаю, — писал Альберт Зигхарту в 1910 г., — что я переоценил влияние эрцгерцога Франца-Фердинанда». Его признание весьма красноречиво; оно предполагает, что Альберт разделял враждебность Франца-Фердинанда по отношению к политике компромисса с Россией на Балканах, которую одобрял граф фон Эренталь, министр иностранных дел Австрии в 1906–1912 гг. На самом деле Вена сделала правильный выбор: чем больше политика окрашивалась враждебностью по отношению к России и подчиненностью Германии, тем ближе Австро-Венгрия двигалась к катастрофе войны великих держав из-за Балкан. Ротшильды, которые никогда особенно не интересовались этим беспокойным регионом, почти ничему не могли помешать.

Поэтому в конечном счете можно признать, что одни комбинации великих держав стали более вероятными, чем другие, в силу экономических причин. Проще говоря, существовала важная разница между странами, которые можно назвать чистыми кредиторами (Великобритания и Франция), странами, жившими на самофинансировании, но не экспортировавшими капитал (Австро-Венгрия и, до некоторой степени, Германия), и теми, которые вынуждены были много занимать за рубежом (Россия и Италия). Финансовые факторы влияли на дипломатию. Из всех великих держав до 1914 г. Россия больше всех полагалась на иностранные займы. Из-за того что главным источником внешнего финансирования России была Франция, стало возможным налаживание дипломатических отношений между двумя этими странами, несмотря на то что в их внутренней политике было меньше общего, чем между любыми другими великими державами, и несмотря на то что почти весь XIX в. характеризовался дипломатическими разногласиями России и Франции. Франко-русский союз стал одним из определяющих дипломатических достижений 1890-х гг., и Ротшильды играли в нем центральную роль — несмотря на их неприятие антиеврейской политики царского режима. Такое же финансовое притяжение сблизило Италию и Турцию с Германией (хотя притяжение оказалось недостаточно сильным, чтобы в 1914 г. добиться лояльности со стороны Италии).