Однако Великобританию и Германию такие финансовые отношения не объединяли, несмотря на сильное желание (особенно у Альфреда) создать некий англо-германский союз. Невозможно оказалось и восстановить прежние финансовые узы Великобритании и Австрии. Откровенно говоря, ни Германии, ни Австро-Венгрии не требовалось много капитала из-за рубежа; они могли справиться вместе, как они и поступили. Лондон и Париж, несмотря на разногласия из-за колоний, после 1900 г. постепенно сближались, не только на почве германофобии, но и благодаря общему интересу международных финансовых центров к денежной стабильности. И здесь Ротшильды играли ключевую роль как посредники между Английским Банком и Банком Франции. Неопределенным оставался размер военных обязательств Великобритании перед Францией, не говоря уже о размере ее дипломатических обязательств перед Россией.
Задним числом понятно: с точки зрения Ротшильдов, идеальным дипломатическим сочетанием была бы «Крымская коалиция» Великобритании и Франции против России, при относительном нейтралитете Австрии и Пруссии, которые, однако, поддерживали Запад;но возврат такой коалиции стал возможен лишь почти через 100 лет после Крымской войны, в совершенно иных обстоятельствах холодной войны. Комбинация же, которая в конце концов образовалась в 1914 г., оказалась почти наихудшей из всех возможных.
Глава 13
Военно-финансовый комплекс (1906–1914)
Демократическая форма правления, к сожалению, склонна тратить все больше денег каждый год, и необходимо искать новые источники государственного дохода, пока и если различные народы земли, уставшие от бремени, которое они вынуждены нести, не согласятся на золотой век и общее разоружение; однако до этого еще далеко, а в сложившейся ситуации придется работать еще усерднее, чтобы удовлетворить растущие расходы.
В самом деле, во всем этом у нас слишком много лорда Ротшильда.
В 1902 г. Гобсон уверенно заключал, что «ни одно европейское государство… не пойдет… на большую войну… если решительно воспротивится Дом Ротшильдов и его единомышленники». Мысль о том, что Ротшильды и другие банкиры обладают финансовой властью остановить войну, которая вредит их материальным интересам, не была новой. Но за полтора десятилетия до Первой мировой войны она вошла в моду. В 1899 г. польский литератор Иван Блох — сам тоже банкир — подсчитал, что война между главными державами континентальной Европы будет обходиться в 4 млн ф. ст. в день. Он пришел к выводу, что из-за растущих расходов и разрушительной силы вооружений большая война почти «невозможна». Сходной точки зрения придерживался и английский журналист Норман Энджелл: мысль о том, что война может быть орудием рациональной внешней политики, стала «великой иллюзией», писал он в своей книге с таким же названием (вышла в 1912 г.), из-за «тонкой взаимозависимости международных финансов». И для представителей левого крыла политического спектра мысль о финансовом противодействии войне не была чуждой. Почти накануне войны, в июле 1914 г., редактор иностранного раздела «Таймс» Генри Уикхем Стид назвал попытку Натти предотвратить войну между Германией и Великобританией «попыткой грязного немецко-еврейского международного финансового сообщества запугать нас и вынудить к нейтралитету».