Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Таким образом, кризис «Кредитанштальта» быстро перерос в общий крах послевоенной денежной системы. С точки зрения Ротшильдов, он знаменовал собой окончательный разрыв между Венским и Лондонским домами. Когда Лайонел стал председателем Австрийского банковского комитета, поспешно созданного для представления интересов зарубежных вкладчиков и акционеров, он заявил, что вкладывать больше денег в еще кровоточащий банк было бы «нецелесообразно». Учитывая тесные связи между «Кредитанштальтом» и Венским домом, подобное заявление равнялось отказу выручить Луиса. В 1933 г. парижские Ротшильды склонялись к такой же точке зрения. Эдмонд писал Эдуарду, что «опасно» даже смотреть на счета Венского дома, «потому что это подразумевает участие или поддержку со стороны Парижского дома». Его довод доказывает, что воспоминания о 1848 г. были еще живы: «То, что сейчас происходит с Венским домом, нас не касается. Мы предоставили средства, возместить их — вопрос чести для Вены… Вопрос чести в наших семьях всегда был первостепенным… Достаточно вспомнить продажу столового серебра [в 1848 г.]. Венский дом — не наше дело, и, по сути, как один из глав Парижского дома, я не желаю давать им денег, ни пенни больше».

По крайней мере, Эдмонд не имел желания «продавать столовое серебро» во второй раз. Поэтому у Луиса оставался единственный выход: снова обратиться к правительству Австрии. В сентябре 1933 г. он наконец прекратил свое участие в «Кредитанштальте», который в результате стал государственным предприятием, вобрав в себя «Венский банк» и часть «Нидеростеррайхише-эскомте-гезельшафт».

Почти не приходится сомневаться в том, что кризис «Кредитанштальта» стал самым серьезным ударом по положению Ротшильдов после Первой мировой войны; он повредил капиталу всех трех домов. И все же стоит добавить, что влияние краха 1929–1931 гг. могло быть хуже. Ротшильдам повезло и в том, что они не так активно участвовали в делах шведского финансиста Ивана Крюгера, чья финансовая империя была буквально основана на спичках. В 1929 г. Лондонский дом, объединив силы с бостонским банком «Ли, Хиггинсон и К^о», выпустил для Крюгера акций на общую сумму в 10 млн долларов. Три года спустя швед покончил с собой, и его империя рухнула, похоронив под своими развалинами «Ли, Хиггинсон и К^о».

Дома Ротшильдов хотя бы пережили падение. Того же нельзя сказать о банке, который в 1920 г. приобрели Макс фон Гольдшмидт-Ротшильд и его сыновья Альберт и Эрих. «Гольдшмидт-Ротшильд и К^о» (бывший «А. Фалькенбергер») в 1932 г. был передан обществу «Рейхскредит-гезельшафт», став одной из меньших жертв банковского кризиса в Германии.

В таких обстоятельствах не слишком удивительно, что Лондонский дом стремился увеличить свое участие в «домашних» корпоративных финансах, тем более что после обесценивания 1931 г. британская экономика переживала скромное, но устойчивое восстановление. До 1914 г. банк «Н. М. Ротшильд» неохотно участвовал в экономике Великобритании; лишь в 1928 г. все изменилось, и банк — совместно с Бэрингами и Шрёдерами — выпустил облигации для различных лондонских компаний подземной железной дороги. Два года спустя «Лондон нэшнл проперти К^о» с помощью Ротшильдов собрала 2 млн ф. ст. на финансирование покупки здания «Шелл-Мекс хаус» на Странде, которое она затем сдала Транспортно-торговой компании «Шелл». Через год Филип Хилл убедил владельцев сети универсальных магазинов «Вулвортс» выпустить с помощью Нью-Корта акций на 9,36 млн ф. ст. В число первых корпоративных клиентов вошла и пивоваренная компания «Чаррингтон и К^о».

Банк, который на протяжении более столетия занимался почти исключительно зарубежными операциями, начал игру на чужом поле. Болезни роста были неизбежны. Известие о выпуске акций «Лондон нэшнл проперти» просочилось в прессу, из-за чего возникла безобразная ссора между Стефани и редактором «Файнэншл таймс», которого Стефани обвинил в «собирании слухов в железнодорожных туалетах». Хотя акции «Вулвортс» разошлись с большим превышением подписки, выпуск едва не потерпел крах из-за мелкой паники в Сити на выходных перед тем, как списки закрылись. Хотя еще не были разосланы все извещения о принятии оферты, утром в понедельник начали поступать отказы, сделанные в последнюю минуту. Персоналу пришлось работать всю ночь за закрытыми дверями, дополняя и рассылая извещения о принятии оферты до того, как другие подписчики отказывались от акций. Конечно, по сравнению с Парижским домом, который много вкладывал в железнодорожные и электрические компании, Лондонский дом оставался мелким игроком в мире внутренних корпоративных финансов. Но он сделал важный шаг в том направлении, которое оказалось существенным для его восстановления после 1945 г.