После трехдневных боев седьмая рота вернулась на исходные позиции. Командиром роты вместо погибшего Наумова был назначен старший лейтенант Алексей Драган. Роту пополнили — ведь из тех, кто провел здесь долгие два месяца обороны, остались в строю считанные люди: трое бронебойщиков — Рамазанов, Якименко и Турдыев, да двое из славного отделения сержанта Якова Павлова — Шаповалов и Евтушенко. И это — все!
Хотя самого Павлова уже здесь не было — он залечивал свою рану в госпитале за Волгой, — дом, который получил его имя, продолжал жить и бороться. На всех картах, во всех сводках, как и прежде, фигурировал «Дом Павлова»…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
СТО ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ
О «Доме сержанта Павлова» немало писали и во время Великой Отечественной войны, писали о нем и в послевоенные годы. И всегда при этом отмечалось, что оборона дома длилась пятьдесят восемь дней.
Лишь через пятнадцать лет, когда были разысканы оставшиеся в живых участники боев на площади 9 Января, появилась возможность существенно уточнить эту цифру.
Нет, не пятьдесят восемь, а сто тридцать дней этот зеленый дом облпотребсоюза — «Дом сержанта Павлова» — служил одним из главных опорных пунктов сорок второго гвардейского полка.
Сто тридцать суток — начиная с того сентябрьского вечера, когда четверка храбрецов разведала и захватила дом, и вплоть до последнего дня января, когда закончились бои в центральной части города, — «Дом Павлова» стоял неприступной крепостью на площади 9 Января.
Первые тридцать дней были самыми тяжелыми. Гитлеровцы беспрерывно атаковали, но все их попытки ни к чему не привели. Вероятно, именно в те октябрьские дни и появилась на личной карте Паулюса пометка, что дом обороняет целый батальон советских войск, тогда как в действительности там было немногим более двадцати человек…
19 ноября 1942 года наши войска начали свое великое контрнаступление, и инициатива на участке сорок второго полка окончательно перешла в руки гвардейцев. Начав упорные бои за «Молочный дом», полк уже не прекращал активных наступательных действий.
На внешнем обводе сталинградского окружения шли жестокие бои с врагом, пытавшимся вырваться из железных тисков, а 13-я дивизия продолжала сковывать силы врага здесь, в центре города, на берегу Волги.
Именно в это время были взяты Г-образный дом и часть Дома железнодорожника, уцелевшая после подземно-минной атаки.
В «Доме Павлова» напряженная боевая жизнь текла своим чередом.
Новый командир седьмой роты старший лейтенант Драган еще раз проверил состояние обороны дома и кое-где ее усилил. Огневую точку с двумя максимами соорудили посредине хода сообщения из «Дома Павлова» в роту, на том примерно месте, где прежде находилась злополучная часть фундамента, причинившая столько бед.
В новом дзоте обосновался командир взвода Афанасьев, довольно скоро оправившийся после контузии. Не усидели долго в медсанбате и пулеметчики Иващенко и Свирин. Только эти три человека и остались от прославленного Ильей Вороновым пулеметного взвода.
Подошли зимние холода, а с ними прибавилось хлопот и у санинструкторов Марии Ульяновой и Вали Пахомовой. Даже в те дни, когда не случалось раненых, у девушек не оставалось ни минуты свободного времени — надо было предупреждать обморожение. Они пробирались с банками мази в самые опасные места, появляясь по нескольку раз в сутки в каждом секрете.
Одно время в развалинах «Дома Заболотного» почти бессменно находился в боевом охранении Тимофей Карнаухов. С тех пер, как его брат Семен погиб, Тимофей стал напрашиваться на такие посты, где больше вероятности встретить фашиста. Таким местом и был этот секрет в сотне метров от занятого гитлеровцами дома военторга. И хотя у Карнаухова был только обыкновенный автомат, солдат явно обладал талантом снайпера. Он доказывал это не раз.
Приходя в этот секрет, Маруся старалась принять вид посерьезней: солдат был почти вдвое старше ее, а кроме того, она хорошо знала, как он скорбел о погибшем брате. Тем не менее и тут она произносила свою стандартную фразу:
— Береги нос в большой мороз.
Поскольку, впрочем, немцы были очень близко и разговаривать приходилось шепотом, шуточный тон у Маруси не получался. Не в пример другим, Карнаухов не уклонялся от неприятной процедуры. Не успевал он, как говорится, и ухом повести, как все лицо покрывалось густым слоем мази. Напоследок Маруся стаскивала с бойца рукавицы и смазывала его озябшие руки.
В напряженные декабрьские дни настроение в третьем батальоне, как и во всех частях Сталинградского фронта, было приподнятое.
На участке полка в эти дни немцев сильно потеснили. Стремительным ударом их вышибли из «Молочного дома» и здания военторга, отогнали от Дома железнодорожника и от Г-образного дома подальше туда, за Пензенскую улицу.
Приближался новый, 1943 год.