Дом сержанта Павлова

— Ну, как, сержант, выходит, отвоевались пока? — проговорил Кокуров, пробираясь поближе и усаживаясь рядом на свободное место. Если б не полумрак, можно было бы заметить, что даже улыбка стоила ему немалых усилий: раны давали себя знать.

— Что поделать, товарищ старший политрук! Набежит беда и с ног собьет, — в тон ему ответил Павлов. Он тоже давно уже полюбил этого храброго и душевного человека.

— Беда, Яша, невелика, — не сдавался тот. И уже серьезно добавил: — Малость подлатают нас, а там… Мы с тобой еще заставим его рылом хрен копать, — закончил Кокуров.

Вскоре пришел бронекатер. Заторопились с погрузкой. Тяжелораненых снесли в трюм, а остальные — Кокуров с Павловым в их числе — устроились на палубе.

Целую ночь катерок боролся с рекой. Небольшому суденышку приходилось с трудом пробираться сквозь густо покрывшее Волгу «сало». Правда, ему помогли сами немцы. Противник вел непрерывный огонь, и снаряды то тут, то там разбивали ледяные заторы. Ухнет разок поблизости — и вот уже новая полынья, и можно продвинуться хоть на несколько метров вперед. Само собой разумеется, что от такой «помощи» все же было не очень-то весело…

Утром бронекатер прибыл, наконец, в Ахтубу.

Тяжелоранеными занялись санитары, а для остальных последовала команда:

— Кто в состоянии — пошел своим ходом!

В толпе высыпавших на берег людей Кокуров глазами отыскал Павлова, протиснулся к нему и подставил свое здоровое левое плечо:

— А ну, Яша, берись! Словно знал немец, что делал, когда разукрашивал нам разные бока…

— И на том спасибо ему большое, — отозвался Павлов, цепляясь правой рукой за плечо Кокурова. Боль в раненой ноге приутихла.

Так и брели они, здоровенный старший политрук и чуть не повисший на нем маленький сержант, все полтора километра до медпункта. Здесь раненых рассортировали, и вскоре Павлов с Кокуровым расстались.

На этот раз они расстались навсегда…

Потянулись скучные госпитальные дни, скрашиваемые встречами с боевыми друзьями.

На одном эвакопункте, когда Павлов на костылях входил в перевязочную, оттуда выкатывали носилки. Человек с перевязанным лицом — то был Воронов — сразу узнал сержанта. После тяжелой операции пулеметчик был еще слаб, но, как всегда, бодр духом. Он попросил санитаров остановиться и стал расспрашивать однополчанина о делах в роте, совсем позабыв, что ранены они были в один день.

В городе Энгельсе, куда напоследок перевели Павлова, он оказался в одном госпитале с Василием Глущенко.

Лежа на койке, Глущенко услышал разговор о каком-то Павлове, появившемся в соседней палате.

— Павлов! Не наш ли? — воскликнул он.

Павлов сразу узнал знакомый голос и прискакал на одной ноге. То-то было радости! Сержанту оставалось долечиваться дней семь, и все это время он не отходил от постели друга. Когда Павлов выписывался, Глущенко еще оставался в госпитале. Друзья трогательно распрощались, чтобы снова встретиться только через четырнадцать лет в Москве.

Этот снимок сделан в Сталинграде через пятнадцать лет после того, как раненый Василий Глущенко покинул «Дом Павлова».

Фото С. Курунина.

К концу декабря рана зажила, и весь январь Павлов провел в команде выздоравливающих. Оттуда сержант был направлен в запасный полк и с ходу, не успев оглядеться, попал на лесоразработки в качестве старшего группы солдат. Для Павлова это было чуть ли не самой крупной неприятностью за всю войну. Заготовка дров, хоть и нужное дело, была ему совсем не по душе. Тогда он стал бомбардировать начальство рапортами: «Прошу отправить на фронт!»

Один из рапортов подействовал, и Павлова вызвал командир батальона, хмурый капитан. Уже стоял апрель 1943 года.

— Имеется требование на желающих учиться артиллерийскому делу. Пойдете?

— С превеликим удовольствием, товарищ капитан! — ни секунды не раздумывая, гаркнул во все горло Павлов.

Так Павлов попал в Гороховецкие лагеря — один из крупнейших центров подготовки резервов. Советская Армия уже начала очищать от захватчиков нашу землю. Но силен еще был лютый зверь, и фронт беспрерывно требовал подкреплений. Шло формирование новых дивизий, бригад, полков. В одну такую часть, в 288-й иптап — истребительный противотанковый артиллерийский полк — был направлен и Павлов.

Естественно, что среди необстрелянных солдат воин с гвардейским значком и медалью «За отвагу» на груди привлекал внимание. Поступавшее в Гороховецкие лагеря пополнение состояло главным образом из зеленой молодежи или из людей, прежде служивших в тылу. Все они с большим интересом слушали увлекательные рассказы Павлова о сталинградских боях.

Однажды в полк пришел номер центральной газеты, в котором говорилось о «Доме Павлова».

— Так то ж про нашего Яшу пишут! — воскликнул кто-то.

Вспомнили, что Павлов действительно рассказывал нечто подобное.

Заместитель командира по политчасти узнал об этом и удивился. Странным казалось, что боевой сержант скромно служит здесь в полку и даже не награжден за свой широко известный подвиг.