Дом севернои стороны

Когда я узнал о Снежном, мне было одиннадцать лет. Я как раз переехал к бабушке: в низовье потухшего вулкана недалеко от северного моря, в деревню Князевку. Каждое утро мне нравилось слушать, как гулял ветер по крыше. Иногда я открывал окно, чтобы лучше было слышно. Зимой ветер был густым, смешанным со снегом и льдом, весной – чистым, влажным, веял вишневыми ветками, летом пылил, отдавал морем, солью, а осенью пах мокрым деревом и сеном. В деревне все было тягуче-скучным. Там жили одни старики, и жизнь их была спокойной и размеренной. Только однажды ночью я проснулся от каких-то непонятных звуков и даже испугался. Решил посмотреть. Оказалось, что у меня под окном храпел гусь. Гусь этот был чокнутым. Он меня за что-то возненавидел и стал преследовать всю свою сумасшедшую гусиную жизнь.

Во всей моей деревне было десять домов. До ближайшего города сто километров по горным склонам. Сюда я приехал через два года после того, как умерла моя мама. До этого жил в Москве с отцом. Жизнь у нас там не клеилась. Отец женился на мужеподобной тетке по имени Лена и стал во всем ее слушаться. У тети Лены была квадратная голова, большой живот, толстые шершавые руки и свои дети – Иришка с Гришкой. Иришке было пять, а Гришке – три. Оба чернобровые, с темными глазками-пуговками.

Хитрые, смышленые – они меня сразу стали бояться, поэтому близко никогда не подпускали. Тетя Лена любила их неземной любовью, всегда сажала за стол первыми: сначала они поедят, потом я. Им покупали сладости, а мне нет. Конфеты не давали. Перед сном тетя Лена даже барбариски засовывала в микроволновку, но ночью я их оттуда воровал, сами конфеты ел, а фантики сжигал над газовой плитой. В одну из таких ночей знатно обуглил себе мизинец.

Тетя Лена считала себя самой умной и справедливой. Работала няней в детском саду, говорила слегка заторможено. Коронная её фраза: «Уничтожу, если не закроешь свой рот!». Её она прямо-таки пела, смакуя каждое слово. Как только она поселилась в нашей квартире, я эту фразу только и слышал. А, к слову, в квартире до её приезда у меня был целый мир, где было три комнаты. Одна комната для меня, вторая – для отца, а третья – для мамы. Там была её мастерская, до потолка заваленная тканями. Мама была портнихой. Отец рассказывал, что, когда меня еще не было, она решила создавать платья. К каждой гостье у нее был свой подход. Одной она предлагала чай, другой кофе, а с третьей без лишних разговоров и приготовлений снимала мерки. После этого она раскладывала на столе яркую летящую ткань, рисовала по ней мелом, а потом садилась за машинку и создавала наряд.

И этот мир тетя Лена уверенно разрушила. Она вычистила мамину мастерскую до голых стен. Выбросила все, что смогла найти. Организовала там детскую для Иришки с Гришкой. Память о нашем с отцом прошлом для тети Лены была пыткой. Именно поэтому она сделала так, чтобы от мамы в квартире не осталось ничего: ни одной фотографии, ни одного цветка и ни одного платья. Тетя Лена все обновила. На стены налепила темные обои, по углам расставила сервизы и тумбы, кухню наполовину застелила ковром, от которого приходила в экстаз. Я же о него вечно спотыкался.

– Ох, посмотрите на эти завитушки! Разве они не симпатичные? – ворковала она, елозя по ковру пылесосом.

– Не думаю, – неуверенно пытался отвечать отец. Тетя Лена от его слов яростно всплескивала руками:

– Да уж! Понятно, почему у тебя такой своевольный сын растет. Яблоко от яблони, как говорится. Живете, как хотите.

– А почему нам нельзя жить, как мы хотим? – не выдержал тогда я.

Тетя Лена аж задохнулась от возмущения, но что ответить, не нашла. Отец незаметно протянул мне ладонь:

– Дай пять.

Хорошо, что тетя Лена этого не заметила.

Как-то, в один из дней, отец принес с работы попугая. Это при том, что тетя Лена ненавидит всех живых существ, кроме своих детей. Я был уверен, что она свернет птичке голову, но нет, она его выдрессировала, как могла, и однажды попугай заговорил. Неожиданно, его первыми словами были: «Уничтожу, если не закроешь свой рот». Причем, попугай начинал орать эту фразу, как только тетя Лена хотела что-то сказать. Он ей слова сказать не давал! Чудесные времена… Правда, оказалось, что попугай орал из-за любви к своей хозяйке. Он ел из тарелки тети Лены, спал у нее в волосах и был примерным лапочкой в отличие от меня. Я же приносил двойки, огрызался, отказывался от пресного обеда и вообще тете Лене не нравился. Но и мне её птица, да и её хозяйка были глубоко противны. Поэтому однажды я без сожаления выпустил попугая в окно. Вслед помахал платочком.

Тетя Лена после этого рыдала три дня, а потом сказала отцу, что не может больше со мной жить. Меня, как она заявила, нужно сдать в детдом. Отец от её предложения отказался.

Глава 2. Цирк на Цветном бульваре

Пару месяцев после случая с попугаем я был примерным, поэтому, когда отец достал билеты в цирк, он меня тут же с собой позвал. Вернее, позвал-то он всех, но меня – особенно:

– Борис, твоя мама очень хотела сходить с тобой в цирк. Вот, можно сказать, я исполняю её мечту! – сказал он торжественно.