Дом севернои стороны

А дальше не было никакой подготовки к появлению зверей. Никто не вышел и не натянул сетку. Не было паузы, прежде чем на арену, в сопровождении худого, агрессивного тигра со стальным взглядом, под звуки горна выбежал босоногий человек с черными густыми бровями и темной косой, которая начиналась у затылка, а заканчивалась у колен. Это и был Тамаз. Из одежды на нем были одни только зеленые штаны-шаровары, подпоясанные рыжим платком. Он отпустил тигра и тот мгновенно сорвался в сторону первого ряда зрителей. Те в ужасе взвыли – и сразу же притихли. Я посмотрел на своих соседей по зрительному залу. Все были в ужасе, кроме мамы Машеньки. Та вытянулась и неотрывно следила, но не за тигром, а за укротителем. Тамаз же в это время опустил голову на грудь. Тигр чуть остановился, пригнулся, готовясь к прыжку. Его глаза и устремились в сторону маленькой девочки, сидящей в двух шагах от хищника. Тревога выросла и достигла своего пика. Тамаз же был спокоен. Зрители замерли. Вдруг укротитель поднял высоко руки и резко скомандовал:

– Ша!

Я был поражен. Тигр только хотел разорвать маленькую девочку на кусочки, а теперь котенком ластился к ней же. Девочка засмеялась, погладила его по черному кошачьему носу. Тигр развернулся и медленно, словно в пьяном бреду, пошел в сторону Тамаза. Тот, не притрагиваясь к зверю, что-то прошептал, и тигр тут же встал на задние лапы. Публика зааплодировала. Тигр плавными движениями стал передвигаться по кругу.

Тамаз взял его за лапу, затем жестом попросил мальчика с первого ряда пожать её. Мальчик подчинился, а тигр как будто ничего не почувствовал. Следующий дяденька тоже пожал лапу тигру, потом девочка, потом еще пара человек. Вот уже к хищнику выстроилась очередь. Все смеялись, братались с хищником, но я не понимал, почему тигр, только что хотевший разорвать всех и вся, вдруг стал добрым и ласковым котом. Поэтому первый номер программы и последующие мне решительно не понравились. А вот Машеньке и Илье представление показалось забавным. Особенно им было весело и смешно, когда на арену выбежал медведь в шортах и футболке. В лапах у него был мячик. Медвежонок встал на середину и подбрасывал его. Я обернулся на своих домашних и увидел, как тетя Лена за что-то ругала отца. Я решил воспользоваться этим: спустился пониже, чтобы рассмотреть медвежонка. С первого ряда его было хорошо видно. Я стоял пригнувшись, а медведь все подбрасывал и подбрасывал мячик. Охранник заметил меня из-за кулис и за шкирку выволок в вестибюль.

– Чего, хотел нахулиганить, а? – злился мужичок с седыми усами и запахом сигарет из большого рта. Я опустил глаза.

– Где твои родители, отвечай? – не унимался охранник.

– Мамы нет, а папа ругается с тетей Леной в шестом ряду. Пустите меня к ним, пожалуйста, а то меня в детдом отправят.

От этих слов он разозлился еще больше:

– Ах ты, мелкий хулиган! Значит, есть за что тебя в детдом отправлять! В зал больше не войдешь. Тут посидишь. Там на арене звери. Это тебе не шутка.

Так я и просидел до самого финала. Оказалось, что за все представление обо мне никто из домашних и не вспомнил. Иришка с Гришкой наелись трубочек, а те оказались несвежими. Их тошнило. Тетя Лена нервничала, а отец то и дело ходил курить. Но, несмотря ни на что, тот поход в цирк и первую встречу с Тамазом я запомнил навсегда.

Глава 4. Дело было летом

К лету отец с тетей Леной вывезли нас с Иришкой и Гришкой за город на денек, чтобы пожарить шашлыки, покупаться в речке. Приехали, развели костёр, пожарили, поели. Потом все пошли купаться, а я решил остаться и поиграть с тлеющими углями. Никому, конечно, об этом не сказал. Сделал вид, что уснул. Трогать меня не стали. Как только все скрылись из виду, я взял палку, поворошил кострище. Палка зажглась. Я взял её, как факел, и пошёл в поле, где была сухая прошлогодняя трава. От моей палки она вспыхнула быстро. Я завороженно наблюдал за этим секунд десять, потом попытался все потушить, но огонь разгорался быстрее, чем я успевал его топтать. Когда понял, что пожар просто так не потушить, понесся к речке, стал набирать воду и бегать к пожару, поливать. Машина отца, на которой мы приехали, была как раз в той траве. Когда пожар до неё добрался, её выхлопная труба взорвалась, сигнализация завыла. Отец всполошился, прибежал ко мне и бросился всё тушить, но машину так и не спас. Горевал он сильно и понял, что сдать меня в детдом – не такая уж и плохая идея. Тетя Лена же, почуяв, что отца сейчас легко сломать, стала говорить про приют для меня регулярно:

– Там-то и кормят, и поят – все бесплатно. А тут он нам весь дом разнесет. На улице останемся.

Отец вздыхал, слушал, но старался отпираться:

– Детдомовский – это серьезно, Лена. Даже если Борис будет жить в самом прекрасном интернате, он все равно будет ДЕТДОМОВСКИМ, – последнее слово он говорил по слогам. – Ладно, сироты, но у него мы есть!