Дом шелка. Мориарти

В то же время некоторые стороны моей, если так можно выразиться, частной жизни, на этих страницах неизбежно появляются. Например, читателям известно о ранении, которое я получил в ходе решающего сражения в Майванде, и о том, как оно мне нередко мешало при исполнении профессиональных обязанностей. Наверное, я имел основания упомянуть моего старшего брата Генри, который разочаровал всех, с кем соприкасался в жизни, включая себя самого, пристрастился к спиртному и умер молодым. Встречались и более светлые ноты – мой брак с мисс Мэри Морстен, как ее звали во время нашего знакомства, подробно описан как минимум в одном из рассказов, потому что мы никогда бы не встретились, не окажись она клиенткой Шерлока Холмса. Я полюбил ее с первой встречи и не пытался скрыть этот факт от читателей – да и с какой стати? Вскоре мы поженились, и, хотя нашему союзу не суждено было продлиться долго, мы были очень близки, насколько могут быть близки мужчина и женщина.

Мы поселились на тихой улочке неподалеку от Паддингтонского вокзала: возможно, это не самый изысканный район Лондона, но для моего возвращения к врачебной практике очень подходящий. Дом был достойный, с большой и наполненной воздухом комнатой для консультаций на уровне улицы и еще двумя этажами, которые моя молодая жена украсила с присущими ей скромностью и вкусом. Но должен признаться: оказавшись в лоне домашнего уюта, когда все находится на своих местах и полностью соответствует потребностям, я тем не менее поначалу ощущал некоторое неудобство, которое трудно поддается описанию. Даже служанка, аккуратная маленькая особа, кажется взявшая себе за правило не попадаться мне на глаза, вызывала во мне смутное чувство тревоги. Это было странное чувство. Я был совершенно счастлив, и в то же время что-то меня беспокоило, мне чего-то не хватало, хотя я не мог сказать, чего именно.

Даже как-то неловко признаваться, что я так долго не мог выявить причину своего беспокойства. Разумеется, долгие месяцы жизни в доме 221-б на Бейкер-стрит оставили свой отпечаток. Я просто скучал по тем комнатам. Да, я часто жаловался на жуткие привычки Холмса; его нежелание выбросить хотя бы один документ, в итоге все поверхности были завалены теми или иными бумагами, его крайняя неопрятность со своими сигарами, которые он бросал в ведерко для угля, разбросанные по столику для завтрака пробирки и фляжки, пули, разложенные рядком на подоконнике, табак, хранимый в персидской тапке. И вот теперь этих мелких раздражителей мне не хватало. Сколько раз мне приходилось засыпать под звуки холмсовской «страдивари», вставать, чуя запах его первой утренней трубки? А беспорядочная череда посетителей, проложивших дорожку к нашей двери, – великий князь Богемии, машинистка, школьный учитель и, конечно же, издерганный инспектор Скотленд-Ярда.

В год после моей свадьбы мы с Холмсом встречались редко. Пожалуй, я намеренно не искал этих встреч: чувствовал нутром, что мою молодую жену сильно огорчит, если я буду тосковать по жизни, которая осталась в прошлом. Признаюсь, меня заботило и другое: а вдруг Холмс тоже изменит свою жизнь? Мне претила мысль о том, что Холмс возьмет на мое место другого постояльца… его финансовое положение подобных неудобств уже не требовало, но мало ли? Я никогда не говорил об этом вслух, однако моя дорогая Мэри знала меня лучше, чем мне казалось, и как-то вечером, оторвавшись от шитья, она сказала:

– Тебе надо навестить мистера Холмса.

– Что это ты вдруг о нем вспомнила? – спросил я.

– Ты заставил! – засмеялась она. – Вижу, ты только что о нем думал. Не отрицай! Ты только что смотрел на ящик, где лежит твой служебный револьвер, расплывшись в улыбке, – явно вспомнил какое-то ваше совместное приключение.

– Дорогая, ты настоящий детектив. Холмс может тобой гордиться.

– Он, не сомневаюсь, будет счастлив тебя видеть. Навести его завтра.

Уговаривать меня не пришлось, и, приняв на следующий день нескольких пациентов, я отправился в путь, чтобы попасть на место ко времени чаепития. Лето восемьдесят девятого года выдалось особенно теплым, и я приближался к Бейкер-стрит под безжалостными лучами солнца. Подходя к моему прежнему жилищу, я с удивлением услышал музыку и вскоре наткнулся на небольшую толпу: в центре круга танцевала и развлекала публику собачка, а ее хозяин подыгрывал ей на трубе. Таких бродячих артистов в столице водилось немало, хотя этот забрался от вокзала довольно далеко. Мне даже пришлось сойти с тротуара, чтобы в итоге оказаться у знакомой двери, где меня встретил одетый по форме слуга и провел наверх.