– Ты почувствуешь, как тебя пронзает, – пообещала Волчник пленному. – По-настоящему больно не будет – нервные окончания восстанавливаются сразу после повреждения. Зато неприятные ощущения гарантирую – сквозь тебя словно холодный фронт пройдет, да еще с острыми краями. Когда панель опустится, у тебя не останется сомнений, что часть тебя с одной стороны от нее, часть – с другой.
Панель двинулась Синюшке сквозь череп: лицо осталось с одной стороны, затылок и уши – с другой. Ползла она медленно, примерно на один сантиметр в секунду, но не плавно, а будто периодически сталкивалась с биоструктурами поплотнее и посложнее.
Я знал, что толщина устройства не превышает микрона, но Синюшку оно рассекало не хуже металлической гильотины. Тот не умер, более того, продолжал мыслить, хотя его мозг разрезали пополам. Стекло практически не нарушало основные биофункции – они выполнялись сквозь него, будто сохранилась целостность мозга. Наверное, не много биоматериала проникало сквозь стекло в целом виде, – скорее, он распадался на атомы или простые молекулы, поглощался подвижной самоадаптирующейся матрицей и восстанавливался по другую сторону от него в соответствии с нарушенными циркуляторными паттернами. То же самое касалось электрических и химических сигналов, связанных с синаптической функцией.
Панель прорéзала голову и двинулась дальше, к плечам и верхней части груди. Синюшку слегка перекосило, хотя это можно было списать на плывущие над балконом облака и игру светотени. Механогель позволял ему напрягать мышцы ровно настолько, чтобы на лице отразилось волнение или страх от происходящего с ним. Даже реши он сейчас заговорить, для Волчник мало что изменилось бы.
С благоговейным ужасом я наблюдал за рассечением до самого конца. Панель коснулась нижнего ограничителя и замерла. Бледные края мы больше не видели, и казалось, что Синюшка цел. Разумеется, только казалось. Один жест Волчник, и он распался на половины – переднюю и заднюю. Половины отогнулись в разные стороны, и Синюшка раскрылся для нашего обозрения, словно богато иллюстрированная книга. Похоже, панель раскололась на две тонкие пластины, каждая из которых удерживала красно-бело-багрово-розовый слой костей, плоти и сухожилий. Видимые части ничем не отличались, повторяя друг друга в зеркальном отражении. Но зеркало было живым – Синюшка еще дышал. За стеклом просматривались вздымающаяся грудь, очертания плевральной полости, работающее сердце, напоминающее бутон, который раскрывался и закрывался, как при ускоренной съемке.
Рассеченное тело мы разглядывали еще минуту, потом Волчник развернула переднюю половину на сто восемьдесят градусов – теперь Синюшка смотрел на свою заднюю половину.
– Это ты, – проговорила мучительница, показывая на красно-бело-багрово-розовый слой за прозрачной панелью – чем не анатомическая таблица? – Это не проекция, а ты, рассеченный посредине и зафиксированный стеклом. Принципиально важно, чтобы ты понимал суть происходящего. Если понимаешь, кивни – механогель позволит сделать это движение.
Думаю, Синюшка не мог не кивнуть или его заставило кивнуть устройство, к которому его привязали. Передняя часть шевельнула головой, задняя повторила это движение без ощутимой задержки. В итоге задняя половина наклонилась вперед, к стеклу, и мы увидели безостановочно шевелящийся мозг в поперечном разрезе.
– Это последнее сознательное движение в твоей жизни, – сказала Волчник. – Ты будешь дышать, кровь будет циркулировать по телу, но шевелиться ты не сможешь. Разумеется, предложение ответить на вопросы еще в силе – мне нужно лишь твое согласие. – Волчник повернулась к нам и, явно играя на публику, добавила: – Рассечение продолжится, пока ты не превратишься в сотню тонких слоев, разделенных стеклом. Уверяю, я готова на такое. Ты можешь остановить меня в любой момент, если внятно ответишь на наши вопросы.
– Сказать мне нечего, – отозвался Синюшка; голос у него не изменился, что удивляло, ведь говорила только половина.
Волчник кивнула, словно ждала именно такого ответа.
– Останови ты меня сейчас, я расстроилась бы, – проговорила она.
Еще две панели отделились от группы и зависли над половинами Синюшки, параллельно первому сечению.
Раз! – и Волчник снова разрезала пленного, потом еще и еще. Число истончающихся слоев увеличивалось в геометрической прогрессии.
Я встал, чтобы уйти. Думал, что решился на такое одним из первых, но увидел, что Портулак меня опередила.