Дом Солнц

– Похороны состоятся завтра, – наконец проговорил Чистец, и сперва показалось, что на этом все, но он потер подбородок и добавил: – Сегодня Волчник продолжит допрашивать пленных. Недавние события подталкивают к активным действиям, поэтому я дал ей разрешение вывести обоих из стазиса.

– Мы их потеряем, – предостерег Лихнис.

– Придется рискнуть, хотя, по-моему, это маловероятно. Камера Синюшки в куда лучшем состоянии, чем камера Бархатницы. Я считаю, что у нас великолепные шансы успешно разбудить по крайней мере одного из них. – Чистец насупил брови и заглянул Лихнису прямо в глаза. – Если ты настроен так же, как в прошлый раз, тебе лучше не присутствовать.

– Пусть приходит, если есть желание, – вмешалась Волчник, вытирая пальцы салфеткой, – лишь бы больше не лез.

– Делай что хочешь, – покачал головой Лихнис. – Я найду занятие интереснее, чем смотреть, как ты терроризируешь и пытаешь пленных.

– Раз добровольно они ничего не рассказывают, у меня нет выбора. – Волчник свернула салфетку и положила ее на стол. – В любом случае спор уже неактуален. Как сказал Чистец, первая стадия допросов закончена. К обеду у меня будут проснувшиеся живые пленные, по крайней мере один.

– Если не повезет, ни одного не останется.

Волчник пригвоздила Лихниса немигающим взглядом:

– Аппарат для рассечения готов. Буду очень рада, если ты придешь посмотреть.

– Мы все придем, – пообещал Чистец. – Сегодня никаких отговорок, отсутствовать вправе лишь те, кто в патруле. Портулак, тебя это тоже касается.

– Скоро ты начнешь указывать мне, когда дышать, – съязвила я.

– Я хочу, чтобы все присутствовали. Мы станем наблюдать за реакцией, и увидим, кому не по себе.

– Мне будет не по себе, – сказал Лихнис.

– Дерзить сейчас не время, – предупредил Чистец.

Лихнис пожал плечами и поднялся – он все сказал. Вслед за ним я отошла к перилам террасы, подальше от чужих ушей. Тем утром мы едва разговаривали. Я проснулась на заре, а Лихнис уже сидел на балконе и смотрел на темно-серебристые дюны. Глаза у него покраснели от слез.

– Мы справимся, – сказала я ему сейчас.

Лихнис сжал мою ладонь:

– Пытаюсь себя в этом убедить, но не могу. Мне проще поверить, что завтра Линии Горечавки наступит конец.

– Именно сейчас нужно быть сильными. Предрассветный час самый темный – и так далее.

– Можно и без избитых фраз, – буркнул Лихнис и отвернулся.

– Избитые фразы вроде этой есть у любой цивилизации – и не зря. Порой нужно просто делать свое дело и верить, что жизнь наладится. Иначе не уцелеть. В истории миллионы раз случались кризисы, которые усугубились бы, если бы люди смирились с неизбежным. Иные уничтожили бы человечество, если бы отчаянные, безумные оптимисты не цеплялись за соломинку надежды.

– Честное слово, Портулак, я цепляюсь. Только соломинка с каждым днем все тоньше.

– Значит, нужно крепиться и ждать перемен к лучшему. Они обязательно наступят. Минуарцию очень жаль. Но это хотя бы свидетельствует, что мы напали на след. Кто-то испугался настолько, что уничтожил ее. Убийство доказывает, что она слишком глубоко копнула.

– Теперь получается, что Минуарция старалась напрасно.

– Нет, ее работу продолжит другой шаттерлинг. Минуарция была лучшим кандидатом для восстановления твоей нити, но это не значит, что никто, кроме нее, не справится. Просто уйдет чуть больше времени.

– А может, именно это и нужно предателю – чуть больше времени, а потом будет не важно.

Я переступила с ноги на ногу, не представляя, как на такое реагировать:

– Лихнис, я знаю, что ты чувствовал к Минуарции. У тебя, наверное, сердце разрывается.

– Ты ненавидишь меня за это?

– За то, что она тебе нравилась? С моей стороны ненависть говорила бы о мелочности, особенно сейчас. Минуарция была гордостью нашей Линии и редкой красавицей, не думай, что я не в курсе. Сложно упрекать тебя за восхищение ею.

– Как хорошо, что у меня есть ты! Мои чувства к Минуарции не идут ни в какое сравнение…

– Знаю, – перебила я и приложила палец к его губам. – Об этом можно не говорить. Ни сейчас, ни вообще. Главное… чувствуй, ладно? Чувствуй и не уходи.

– Я никуда не собираюсь, – проговорил Лихнис.

Часть пятая

В руках я держала письмо, написанное на тончайшей бумаге, бархатной, как ухо щенка, пахнущей нежно, как постель куртизанки. Письмо благоухало сиренью, миндалем и редкими специями Далеких островов и архипелага, что лежал на самом краю света, за Королевством и соседними империями, за Щитовыми горами и омывающими их морями, за опасными водами Океана Белого Чудища. Черную восковую печать украшала решетка из костей – эмблема графа Мордекса, придуманная, чтобы пугать и выбивать из колеи. Я сломала печать ногтем – сердце бешено застучало в ожидании вестей.

Предчувствие не обмануло – эти слова очень точно передают переживания. Письмо действительно написал мой сводный брат, граф Мордекс. Он не изменил изысканному стилю и повелительному тону и на сей раз. Любовные письма граф писал в том же ключе, что смертные приговоры. Сегодняшнее послание не было ни тем ни другим.