– Никак. И ты прекрасно это знаешь. Уверена, ты исполнишь мое желание, когда хорошенько все обдумаешь. – Я повернулась к выходу. – Пойду в Совиную башню и отменю это воспоминание. Подожди немного, а потом снова позови меня в Часовую. Я буду плоховато соображать, возможно, попытаюсь задавать странные вопросы. Ты аккуратно переведешь разговор в другое русло, а потом скажешь, что пора идти на сплетение. И мы спустимся по лестнице, как будто ничего не изменилось.
– Но ведь все изменится, – сказал Лихнис.
– Ты будешь об этом знать, а я – нет. Все, что от тебя потребуется, – играть роль лихого ухажера. Улыбайся, танцуй, говори комплименты и поздравляй меня с выдающимся странствием. Справишься?
– Пожалуй.
– Даже не сомневаюсь.
Оставив его, я вернулась в свою комнату.
Потом мы танцевали на утесе Скрипичной башни. Было ощущение, что между нами случилось нечто неприятное, о чем остались лишь зыбкие мимолетные воспоминания. Но вряд ли к этому стоило относиться серьезно. Лихнис оказался идеальным кавалером, внимательным и учтивым, щедрым на остроты, похвалы и теплые слова. Меня несказанно радовало, что я наконец-то разрушила барьер между нами, что до Тысячной ночи еще очень далеко и железные стрелки на Часовой башне не скоро завершат свой круг.
Я мечтала о предстоящих вечерах, о ярких нитях, которые еще не явились нам в сновидениях, о грядущих чудесах и приключениях и говорила себе: как же здорово, когда ты жива, когда у тебя есть разум, память и пять человеческих чувств – все необходимое, чтобы наслаждаться тем, что тебя окружает.
Тысячная ночь
Вечером накануне сплетения моей нити я не мог найти себе места, не в силах был унять нервную дрожь. Пропал аппетит, а вместе с ним и всяческое желание вести светские беседы. Хотелось лишь одного – чтобы последующие сутки пролетели как можно скорее и пришел черед потеть кому-нибудь другому вместо меня. Хотя подобное и запрещалось правилами этикета, я бы с радостью сбежал к себе на корабль и завалился спать до утра. Но мне приходилось улыбаться и терпеть, как и всем прочим, когда наступала их ночь.
В километре внизу бились о белые, как кость, утесы волны, осыпая брызгами изящный подвесной мост из тех, что связывали главный остров с окружавшими его островами поменьше. За островами среди волн виднелся горбатый силуэт водного обитателя. Я различал крошечные точки – людей, которые резвились на мосту, танцуя в водяных брызгах.
Настала моя очередь готовить место для карнавала, и, похоже, я справился не так уж и плохо.
Жаль, что ничто из сделанного не просуществует долго. Чуть меньше чем через год машины превратят острова в пыль, а похожие на башни здания – в мельчайшие обломки. Их поглотит море к тому времени, когда последний из наших кораблей покинет систему. Но даже само море продержится затем лишь несколько тысяч лет. Я направил кометы из воды и льда на эту засушливую планету лишь для того, чтобы создать океаны. Здешняя атмосфера отличалась динамической неустойчивостью. Сейчас мы еще могли ею дышать, но на месте сбора не было никакой иной биомассы, способной восполнять кислород, который мы превращали в углекислый газ. Через двадцать тысяч лет на планете не останется иной жизни, кроме самых выносливых микроорганизмов. И так будет на протяжении большей части последующих ста восьмидесяти тысяч лет, до нашего возвращения.
Впрочем, к тому времени здешний ландшафт станет проблемой для кого-то другого. В Тысячную ночь – последний вечер сбора – тому, кто сплел признанную лучшей нить, будет поручено спроектировать место для следующего собрания, и он прибудет сюда за несколько тысяч лет – от одной до десяти, в зависимости от его планов, – до официального открытия.
Я стиснул поручни высокого балкона, услышав приближающиеся сзади шаги. Торопливый стук высоких каблуков по мрамору, шелест вечернего платья…
– Можешь ничего не говорить, Лихнис. Нервы?
Повернувшись навстречу Портулак – прекрасной, царственной Портулак, – я натянуто улыбнулся и утвердительно буркнул:
– Угу. Как ты догадалась?
– Интуиция, – ответила она. – Собственно, я вообще удивляюсь, что ты здесь.
– С чего бы тебе удивляться?
– Когда придет моя очередь, я наверняка все еще буду торчать на моем корабле, до последнего момента отчаянно внося поправки.
– В том-то и проблема, – сказал я, – что все необходимые поправки я уже сделал. Исправлять просто нечего. С прошлого раза со мной не произошло ничего существенного.
Портулак одарила меня многозначительной улыбкой. Ее волосы были уложены в высокую прическу, напоминавшую сказочный замок со шпилями и башенками.
– Типичная ложная скромность.
Она сунула мне в руку бокал красного вина, прежде чем я успел отказаться.
– Что ж, на этот раз никакой лжи. Моя нить окажется сокрушительным разочарованием для всех. И чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше.
– Неужели она настолько скучная?
Я пригубил вина.
– Самая что ни на есть квинтэссенция скуки. Последние двести тысяч лет прошли для меня исключительно уныло.