– Мой настоящий, – наконец сказал Лихнис. – И три корабля Линии Мимозы. Других здесь нет, включая всех тех, которые, как ты считала, принадлежат вашим гостям.
– Тогда как здесь оказались эти гости?
– Никак. Никого нет, кроме меня. Как нет и шаттерлингов Линии, кентавров, машинного народа… никого. Еще одна местная иллюзия. – Он приложил руку к груди. – Я единственный ваш гость. Я прилетел, потому что никто другой не мог этого вынести. И я действительно гощу здесь далеко не в первый раз.
Подняв руку, он раскрыл кулак, и один из кораблей начал увеличиваться, а вскоре сделался крупнее любой из лун Терции.
Когда-то это наверняка был корабль, но с тех пор прошло бессчетное количество эпох. От него осталась лишь оболочка – открытая космосу, испещренная отверстиями. Выпотрошенный и продырявленный, он походил на отвратительный череп, с которого дочиста обглодали мясо, и дрейфовал на орбите под неестественным углом. И все же я сумела узнать его очертания.
«Сарабанда».
Мой корабль.
– Вы все погибли, – тихо проговорил Лихнис. – Шаула, ты не права насчет вашей робости. Как раз напротив – вы были чересчур смелы, слишком любили приключения. Линия Мимозы шла на риск, которого чурались все остальные. Вы видели и совершали чудеса. Но за свою отвагу заплатили жестокую цену. Ваша численность быстро сокращалась, и, когда уцелевшие шаттерлинги осознали всю серьезность ситуации, вы привели в действие Белладонну. – Он сглотнул и облизнул губы. – Но было слишком поздно. Несколько кораблей сумели добраться до Терции, вашего запасного космодрома. Но к тому времени все вы были мертвы и корабли летели на автоматическом управлении. С тех пор половина кораблей сгорела в атмосфере.
– Нет, – заявила я. – Определенно не все мы…
Но он лишь качнул головой – понимающе и сочувственно.
– Осталось только это место. Ваши корабли создали его и подготовили все необходимое для Тысячи ночей. Но больше нет никого из вас, кто мог бы видеть здесь сны. Ты спрашивала про Линию Горечавки и про то, как мы чтим память наших умерших. Я ответил, что мы используем имаго, позволяя тем, кого уже нет, вновь ходить среди нас. Есть только имаго – включая тебя. Их девятьсот девяносто девять, созданных по образцам, хранящимся в вашем банке нитей, из воспоминаний изначальных шаттерлингов Мимозы. В том числе из воспоминаний Шаулы, которая всегда была самой умной и способной из вас.
Я выдавила недоверчивую усмешку.
– Хочешь сказать, я умерла?
– Я хочу сказать, что вы все умерли. Вы мертвы намного дольше, чем длится один цикл. Все, что осталось, – это место. Оно само себя поддерживает и терпеливо ждет двести тысяч лет, а потом тысячу ночей само себя преследует вашими призраками.
Хотелось отмахнуться от его слов, обругать за столь нелепую и безвкусную ложь, но меня вдруг снова охватило глубокое мрачное предчувствие, долго таившееся в душе.
– Как давно?
Ветерок пошевелил его короткие кудряшки.
– Тебе в самом деле хочется знать?
– Иначе я бы не спрашивала.
Но мы оба понимали, что это неправда. С другой стороны, его нежелание отвечать было достаточным ответом.
– Вы пробыли на Терции миллион двести пять тысяч лет. Это ваш седьмой сбор. Вы ходите среди здешних башен, но каждый раз вам видятся всего лишь одни и те же мертвые сны.
– И ты прилетал на нас посмотреть?
– Только последние пять раз, включая этот. Во время первого вашего сбора, после того как вы запустили протокол Белладонны, я был на другом конце рукава Центавра, а когда узнал про второй – когда тут не было никого, кроме ваших собственных призраков, – менять планы было слишком поздно. Но я постарался присутствовать на следующем сборе.
Лучи заходящего солнца придавали его профилю золотистый оттенок. Я чувствовала, что Лихнису трудно смотреть мне прямо в глаза.
– Никто не хотел сюда прилетать, Шаула. Не потому, что они ненавидели Линию Мимозы или завидовали вашим достижениям, а потому, что вы затронули их глубочайшие страхи. То, что случилось с вами, с вашими приключениями и свершениями, вошло в анналы Союза, и никто не может закрыть на это глаза. Ни одной Линии не хочется всерьез задуматься о вымирании. И особенно о том, что такая судьба ждет каждого.
– Но жребий пока не выпал – для вас.
– Рано или поздно это случится. – Лихнис наконец снова повернулся ко мне, и его лицо показалось мне одновременно молодым и старым, преисполненным грусти. – Я знаю, Шаула. Но это не мешает мне радоваться жизни, пока есть возможность. Вселенная по-прежнему чудесна. И по-прежнему восхитительно ощущать, что ты жив, что у тебя есть разум, память и пять человеческих чувств, чтобы упиваться всем, что тебя окружает. У меня хватает историй, которыми я готов с тобой поделиться. Однажды я летел вокруг нейтронной звезды… – Он улыбнулся и покачал головой. – Пожалуй, в следующий раз. Ты все так же будешь здесь, как и эта планета. Восстановится и это место, а заодно сотрет все следы предыдущего сбора.
– Включая все воспоминания о нашем знакомстве.
– Иначе и быть не может. Полагаю, какие-то фрагменты воспоминаний остаются, но главного ты знать не будешь.