Дом Судьбы

– Благодарю. – Якоб снова запускает руку в карман. – Чуть не забыл: я принес вам подарок, госпожа Тея.

Он извлекает на свет тонкий томик в плотной бумаге. Тея подходит, забирает сверток из протянутой руки. Опускает на него взгляд, неподвижная. Корнелия наблюдает за воспитанницей из тени. «Лучше бы занялась чем‐нибудь другим», – думает Нелла.

– Не посмотришь? – подсказывает она Тее.

Девушка, мельком переглянувшись с отцом, разворачивает бумагу и снова замирает, читая название. Почти незаметно стискивает зубы, и у Неллы перехватывает дыхание. «Посмотри на гостя, – безмолвно взывает она к племяннице. – Поблагодари его. Ну же, говори!»

– «Критические рассуждения о театральных постановках», – зачитывает Тея, не повышая голоса и не поднимая глаз от книги. – Воеций [13].

Нелла уверена, что слышит доносящееся из тени цоканье языком, но Якоб, похоже, ничего не заметил.

– Сам не читал, – говорит он. – У меня не так много времени на чтение. Но подумал, что вас это может заинтересовать.

Гость снимает плащ, и Корнелия, забрав его, скрывается в темноте, чтобы повесить вместе со шляпой. На Якобе дорогой колет, черные штаны и необычайнейшие туфли. Такие мягкие на вид, совершенно неподходящие для амстердамских мостовых.

Тея сначала смотрит на туфли, затем скользит взглядом вверх и мимолетно задерживается на лице Якоба.

– Благодарю, сеньор, – мягко произносит она. – Уверена, я многое почерпну из этих страниц.

– Не сомневаюсь.

– Пройдемте, – приглашает Нелла. – Посидим в гостиной.

* * *

В гостиной ярко горит камин, и хотя в тенях не стоят лакеи и вдоль стен не снуют служанки, Нелла знает, что дом выглядит прекрасно. Она не слишком обеспокоена нехваткой прислуги, поскольку даже в богатых купеческих семьях такое не редкость. Марин всегда твердила, что глупо наполнять дом чужаками: разумно и благочестиво содержать малое хозяйство. Всякий раз, как Нелла об этом упоминает, Корнелия, вскинув брови, молча поднимает покрытые трещинами руки.

«Но ведь у нас не маленькое хозяйство, верно? – думает Нелла, с улыбкой закрывая дверь гостиной. – У нас огромный склеп, над которым витают имена покойных».

– Я заявляю: ваш дом – один из самых замечательных в городе, – произносит Якоб. – Скрытая жемчужина.

Нелла мягко подталкивает Тею локтем.

– Спасибо, сеньор, – бормочет девушка.

Для той, кто вечно так стремится высказать свое мнение, она вдруг стала слишком уж скромной и молчаливой.

– Другие дома все в золоте, бархате, мраморе, слоновой кости, куда ни глянь. Живут будто в шкатулке с драгоценностями. Не продохнуть нигде, – говорит Якоб.

– Вам не нравятся украшения? – спрашивает Нелла, присаживаясь и жестом приглашая гостя последовать примеру.

– Правильное украшение в правильном месте ни с чем не сравнимо, – отвечает Якоб, занимая место у камина так, словно делает это каждый день. Достает из кармана колета маленькую коробочку из слоновой кости и набивает трубку темными сушеными листочками – табаком, предполагает Нелла. – Когда слишком много украшений, моя манжета обязательно зацепит одно, и оно разобьется об пол. А здесь я вижу благочестивое соблюдение красоты самого необходимого. Часто принимаете гостей?

– Не так уж часто, сеньор, – отвечает Нелла.

Отто за спиной Якоба бросает на нее взгляд.

– Мы прожили в этом доме много счастливых лет, – продолжает она с деланой улыбкой.

Здесь, внизу, в гостиной, холле и столовой, они едва поддерживают притворство, ловко скрывая истинную пустоту дома, ощущение заброшенности от комнаты к комнате… но что, если Якоб поймет, насколько их положение отчаянно?

– Сеньор Брандт, – поворачивается он к Отто. – Не видел вас на балу у Саррагон.

– Я присутствовал, – отвечает Отто. – Но недолго.

– Не ваш излюбленный вид развлечений?

Отто натянуто улыбается:

– Предпочитаю более спокойные встречи с настоящими друзьями. Слышал, вы юрист?

– Верно. Блюду интересы семьи в городе. Новые контракты, торговые возможности и тому подобное.

– Семья все это вам доверяет? Вы еще юны.

– Отец десять лет назад скончался. На этом юность закончилась. Мать вернулась в Лейден и поручила мне вести дела в Амстердаме.

– Послушный сын, – говорит Отто.

– Вам лучше спросить об этом матушку, – усмехается Якоб.

Он сует щепку с каминной полки в огонь, чтобы раскурить трубку. Все наблюдают, как он втягивает дым. Тот вырывается из ноздрей, и гостиную наполняет удушливый древесный аромат с лимонным послевкусием.

– Экспериментирую с цитрусом и фенхелем, – поясняет Якоб, усаживаясь обратно. – Приобретаю табак у торговца из Вирджинии.

– Вы бывали в Вирджинии? – спрашивает Отто.

Якоб качает головой:

– Никогда не покидал Европу.

– Ясно.

– А вы, сеньор Брандт? Вы отошли от дел или трудитесь?

Отто ловит взгляд Неллы, а потом всматривается в огонь. Он готов солгать.

– Контролирую поток поступлений на склады ОИК. Отвечаю за распределение.

Якоб кивает, снова затягиваясь трубкой. Он не замечает мелькнувшую на лице Отто тревогу.

– С нашим оборотом работа, должно быть, тяжелая.

Отто наливает гостю бокал бордо и садится.

– Верно.

– Тея, – зовет Нелла. – Быть может, перед трапезой мы услышим павану [14]?