Она верила, что после такой близости, такого проявления доверия будет чувствовать легкость и счастье. Она занималась любовью с Вальтером, она больше не девственна. Кто‐то назовет подобное безобразием, но для нее это истинная помолвка. Но прекрасное утро, где были одновременно воссоединение и новое начало, приняло странный оборот, и виной всему – кукла. Канал, ведущий к Херенграхт, такой знакомый, вдруг изменился. Вода подо льдом кажется глубже, фасады – менее приветливыми, а их окна – огромными и пустыми. Тея нащупывает миниатюрного Вальтера в кармане и сворачивает к дому, но не может удержаться и оглядывается через плечо, выискивая в лицах амстердамцев намек на неестественное, неприязненное внимание.
Просто быть того не может, чтобы кто‐то прознал о ней и Вальтере – чтобы кто‐то за ними следил. Тея не понимает, что происходит и на мгновение задумывается, не швырнуть ли миниатюру на лед. Кукла ранила и оскорбила ее любимого, и Тея понятия не имеет, зачем она вдруг появилась на пороге дома. Должно быть, Вальтер и правда ее не делал. Как он сам говорит, он художник многих цветов. А не единственной кисточки, обмакнутой в красный.
Они говорили о совместном жилье, они видели друг друга обнаженными. Но теперь Вальтер вернулся к работе и пишет свои декорации, будто ничего не произошло. У Теи болит низ живота, и сердце словно застывает в груди. Она любит Вальтера, тут никаких сомнений. В том, что он любит ее, – тоже. Он желает на ней жениться – чудесная истина! – и по крайней мере в одном тетя Нелла права, в Амстердаме брак – это все. Их помолвка – знак не только влечения Вальтера, но и его веры в Тею, готовности сорвать с их будущего покров тайны. Однако Тее хочется остановить время ненадолго, забиться в провал, как кролик ныряет в нору, и подумать обо всем, что произошло утром.
Она касается своего миниатюрного возлюбленного, ощущает в крохотной фигурке силу. Но как знать, может, это лишь потому, что она так крепко любит его настоящего и выплескивает чувства на его образ? В конце концов, это всего лишь кукла. И все же Тея чувствует, что ее нельзя выбросить – пока нельзя, откуда бы она ни появилась. Тея уберет Вальтера под замок в маленькую шкатулку, которую хранит под кроватью, а ключ от нее всегда носит на шее. Тея защитит его от тети, отца и Корнелии, пока не наступит подходящий момент.
Добравшись до входной двери, Тея глубоко вздыхает, чтобы спрятать этот неповторимый день поглубже, стереть с лица секрет, который хранит ее тело. Но когда она входит в холл, одна мысль не дает ей покоя. Если миниатюру создала не она и не Вальтер, тогда чьи же руки вылепили ее в этом городе тайн?
IX
Ужин они начнут с яичных фриттеров с фенхелем из теплицы и укропом с рынка. Затем – курица, завернутая в копченый бекон, с мускатным орехом, шафраном и соусом из белого вина. Следом будет подана оленина, которую дополнит холодный каплун в лимонном соке. На этот пир горой уйдет немало гульденов, семья не в состоянии себе этого позволить, но Якоб ван Лоос должен понять, что Брандты умеют принимать гостей, и ключ к этому – стряпня Корнелии.
– И я подумала, – говорит служанка, собираясь на овощной рынок за день до визита Якоба, одновременно смущенная (расходы!) и в то же время вправе (такой повод!), – что приготовлю савойской капусты на испанский манер.
– А к ней подают маринованные четки? – интересуется Нелла.
Корнелия остается невозмутимой: когда она задумывает какое‐то блюдо, насмешки летят мимо ее ушей. Стол украсит знаменитое печенье с корицей от Ханны и Арнаута Мааквреде (безвозмездно, но Арнауту – ни слова). Отто сходил к виноторговцу, которого знал по работе клерком в ОИК, и выторговал три каменных кувшина бордо, которое переправляли в Швецию. Дом перерыли в поисках лучших резных стульев и кушетки. На стены гостиной повесили уцелевшие картины, расстелили на полу самый дорогой ковер. Отто приволок дров. Нелла взбила подушки. С утра и до самого ужина Корнелия занята на кухне и сражается с каплунами.
Что касается Теи, то единственная ее задача – это упражняться в игре на лютне. И еще – надеть лучшее платье из рубинового дамаста [12]
, сшитое, когда ей было пятнадцать, и нынче, как она считает, короткое в рукавах. И все же она юна и красива. Когда Корнелия поднимается наверх, чтобы заплести кудри Теи в две толстые косы и подвязать черными лентами, спустя от силы десять минут девушка уже готова, и теперь, в полуосвещенном холле, в ожидании Якоба, который вот-вот появится, она стоит вполоборота к тете. Видение в красном, жемчужные серьги поблескивают среди теней. И правда, запястья излишне обнажены, но Тея держится уверенно, как венецианская куртизанка, позирующая для портрета. Неллу охватывает смесь восхищения и раздражения, а под ними бушует страх. Девчонка ускользает из рук.– Ты помнишь какие‐нибудь произведения для лютни? – спрашивает Нелла.
– Произведения для лютни?