– Люди в этом городе твердят, что власть принадлежит гильдиям и бирже, церкви и докам. Но самый могущественный участок земли в Амстердаме – это два акра торфяника на окраине города, мадам. Этот сад – все, чем мы являемся, и все, чем мы могли бы стать. Мир, соединенный мякотью и серебряными листьями ананаса. Это будущее. Вы спрашивали, верю ли я в судьбу. Ну в каком‐то смысле верю. Судьбу в маленькой баночке с джемом, которую вы оставили на каминной полке. Ее можно есть ложками.
– Но чья это судьба?
– Судьба каждого, – отвечает Каспар. – В конечном итоге.
– И Теи?
Каспар Витсен поднимается на ноги и указывает на свои настойки.
– Тее просто нужен отдых, мадам. Нужно побыть одной, чтобы прийти в себя. Хорошая еда. И вы.
Нелла чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, но усилием воли прогоняет их. Она терпеть не может плакать на людях.
Каспар вздыхает:
– Мне никогда больше не будет восемнадцать.
– И мне тоже, мистер Витсен, – качает головой Нелла. – И мне тоже.
Как давно с ней не были так добры, не проводили с ней столько времени за беседой? Нелла рада, что пригласила ботаника войти. Когда она поднимает глаза, Каспар Витсен ждет, готовый встретиться с ней взглядом.
ХХ
Отец приносит маленький стаканчик теплого молока с настойками Витсена.
– Я как Джульетта, – говорит Тея, но Отто Брандт не читал эту трагедию.
Он ничего не знает про героиню, которая пьет зелье, чтобы казаться мертвой, принимает настой, который замораживает ее внутренности на некоторое время, чтобы она смогла избежать своей несчастливой судьбы и обрести настоящую любовь. Тея не хочет вдаваться в подробности, потому что это заставит отца волноваться еще больше. Разница между Теей и Джульеттой, конечно, в том, что Ромео для Теи теперь – разбитый идол, разочарование, а временами и ужас. Тея отводит взгляд от обеспокоенного лица Отто.
– Тебе становится от них легче? – спрашивает он, беря дочь за руку.
– Да, – кивает Тея, сжимая его ладонь в ответ, и это правда.
Теперь она спит, а не просто ворочается с боку на бок, каждый раз закрывая глаза и вспоминая пристыженного Вальтера в окружении жены и детей. Тея никогда не испытывала такого унижения и потрясения и надеется, что больше не испытает.
– Выглядишь ты действительно лучше, – продолжает отец. – Знал, что надо звать Каспара, а не этих городских шарлатанов, которые берут по десять гульденов за просто так.
– Ему придется принести еще, – слабо улыбается Тея. – Даже тетя Нелла пьет валерьянку.
Отец становится серьезным. Он делает глубокий вздох, и Тея понимает, что он снова будет спрашивать ее про тот вечер, когда она не пришла домой и который, как клянется, не может вспомнить. Отец так сильно хочет ее спасти, но для этого уже слишком поздно, и Тея не может заставить себя рассказать ему. Она помнит о той ночи все.
За последние четыре недели она перебрала по крупицам каждую деталь произошедшего. Гриета Рибек, ее усталое лицо и двое маленьких детей. Гриета Рибек и ее муж Вальтер. Тея помнит, как еле-еле выбралась из убогой квартирки на Блумстраат. Шла, натыкаясь на кричащих на нее людей, бежала обратно через Йордан домой, ощущая себя такой же размытой и ненастоящей, как на портрете Вальтера. Корнелия, открывающая дверь, выражение крайнего облегчения на лице няни, ее слезы, которые быстро сменились ужасом, когда Тея рухнула к ее ногам. Голова кружилась не только от голода, но и от того страшного чувства, что люди называют горем. Разбитое сердце – это агония, понимает Тея. Гораздо хуже в жизни, чем пишут в пьесах.
Как она могла так ошибиться? Вальтер выбрал ее, потому что она легкая добыча? Тея вручила ему сердце так просто и естественно, как дышала, а Вальтер растоптал его и вернул, как мертвую тушку. Девушка закрывает глаза и думает о Ребекке, о том, как жестоко обошлась с хорошей подругой. Она так много потеряла и не знает, как вернуть.
– Тея, – мягко начинает отец, – ты говорила в горячке…
Тея сжимает чашку с молоком.
– Говорила?
– Ты говорила о пустых палитрах. О двери, которую тебе не следовало открывать.
По спине девушки пробегает холодок.
– Я не помню, папа. Уверена, в моих словах не было никакого смысла. Скорее всего, это что‐то из увиденного в театре.
– Что ж, – мнется он, неохотно меняя тему, – я рад, что ты начинаешь поправляться.
– Тетя Нелла говорила, что Якоб прислал записку, – говорит Тея, наблюдая, как лицо отца омрачается при упоминании о поклоннике.
– Да, прислал. Твоя тетя соврала ему, что ты в Антверпене.
– Она хотела меня защитить.
Отец тяжко вздыхает. Тея смотрит в окно и думает о тете Нелле, которая постоянно твердит, что деньги – это щит, что необходимо защищатьcя от превратностей этого города. До сих пор девушка не придавала этому значения, презирая все, во что верила ее тетя. Но, закрывая глаза, теперь она видит злой, завистливый взгляд Гриеты. Что, если Гриета не остановится? Что, если напишет снова, требуя еще? До того, как Тея ворвалась в ту дыру на Блумстраат, именно это она и планировала.