Дом Судьбы

Но уже слишком поздно, решает Тея. К тому же все остальные посылки приходили именно ей. Повернув за угол Лейдсеграхт, девушка останавливается как вкопанная. Она громко ахает, увидев, что держит в руках. Несколько прохожих оборачиваются, но Тея не замечает этого. В бумагу был завернут самый совершенный, потрясающе похожий на настоящий, но совсем крошечный ананас. Из верхушки торчат темно-зеленые с серебристыми прожилками листья. Ананас – не больше миндального орешка, но более округлый.

Плотный и крепкий, кожица на ощупь такая же шероховатая, как у настоящих фруктов, которые приносил Каспар, а мякоть лишь слегка поддается нажиму. Ногтю Теи нелегко его проткнуть, да она и не собирается этого делать. Девушка не знает, из чего ананас сделан, но он наверняка несъедобный, как бы ни хотелось его попробовать. Это странная драгоценность, которую можно вставить в кольцо, и такого украшения больше нигде не встретишь, украшение, о котором мечтали бы многие дамы Амстердама. Тея берет ананас большим и указательным пальцами и вертит со всех сторон.

И тут она чувствует холодок на шее. Волосы на затылке встают дыбом, то самое покалывающее ощущение, о котором упоминала тетя Нелла, когда говорила о миниатюристке: ощущение, что за ней пристально наблюдают. Тея слышит, как кто‐то зовет ее по имени, и резко вскидывает голову, толком не понимая, что ищет. Она не видит никого, кто сейчас наблюдал бы за ней: после реакции на первый звонкий вздох теперь все спешат по своим делам.

Позади раздаются быстрые шаги. Тея сжимает кулаки, готовая ко всему. Страх подступает к горлу, девушка не может заставить себя обернуться. Корнелия называла миниатюристку ведьмой. Тея ждет, замерев как кошка, готовая к прыжку.

– Это и впрямь ты, – произносит женский голос.

Шуршат юбки, и перед Теей появляется лицо Элеонор Саррагон. Ощущение холодка на шее тут же исчезает. Тея сжимает ананас в ладони, замечая мальчика-слугу, стоящего в нерешительности и ожидающего, когда освободится госпожа. Он чернокожий, и, едва встретившись глазами с Теей, опускает взгляд на свои ноги. Плащ ему заметно велик, а руки едва выглядывают из манжет. Но не ему, а Тее вдруг становится неловко. Из-за того, что этот мальчик не выйдет вперед с той же смелостью, как Элеонор или она сама. Он совсем еще юн и попросту не станет с ней разговаривать. Тея редко общалась с темнокожими детьми в городе, и сейчас в ней просыпается давнее желание услышать, как говорит этот ребенок. Просто поговорить с ним о сегодняшнем дне и, возможно, показать сокровище, зажатое в ладони. Спросить, почему ему не могут найти плащ по размеру? Зачем так коротко стригут волосы? На миг они замирают в молчании, а потом, к вящему удивлению Теи, мальчик показывает ей язык.

Но тут заговаривает Элеонор, и чары рассеиваются.

– Почему ты не остановилась? – требовательно спрашивает Элеонор, морща нос. – Я же звала.

– Элеонор. Я тебя не узнала.

– Мы давно тебя не видели. Ты не бываешь в театре. И пропустила несколько приемов у нас.

– Меня не приглашали.

– Ой. – Элеонор отступает на шаг, оглядывая платье Теи. – Я иду в шелковую лавку. Составишь мне компанию?

Тея не отвечает. Она не доверяет таким предложениям и не хочет их получать. Элеонор сощуривается, а потом замечает сжатый кулак Теи.

– Что у тебя в руке?

– Ничего.

– Если ничего, то можешь мне показать. – Элеонор выглядит удивленной.

– Нет.

– Что ты скрываешь, Тея Брандт? Ты ведешь себя грубо, знаешь об этом? И не умеешь заводить друзей. – Элеонор выпрямляет спину. – Тогда я пойду своей дорогой.

– Это ананас, – произносит Тея.

Элеонор смеется.

– Вот странная выдумщица! Ты что, ничего не знаешь? Ананас не может быть таким маленьким.

Элеонор вздыхает, и Тея думает, что не она, а ее собеседница не умеет заводить друзей. Саррагон качает головой, словно Тея безнадежна и немного не в себе, и собирается следовать дальше вверх по Лейдсеграхт.

– Идем, Альберт, – приказывает она, и мальчик-слуга в своем великоватом плаще тут же поворачивается и, не оглядываясь, присоединяется к хозяйке.

Но тут Элеонор вдруг останавливается и поворачивается.

– Это правда? – спрашивает она.

– Про ананас?

Элеонор пристально смотрит на Тею.

– Нет. Это правда, что ты выходишь замуж за Якоба ван Лооса? Я слышала, что была сделана запись о намерении заключить брак. С трудом могу в это поверить.

Тею не перестает удивлять, как быстро текут слова в этом городе – она представляет, как их с Якобом имена, написанные чернилами, выползают из Старой церкви, заполняя воображение людей. Она изучает лицо девушки напротив. Элеонор, так хорошо знающая толк в шутках, выплескивает свою горечь в ухмылке.

– Выхожу, – отвечает Тея. – Мы венчаемся завтра утром.

Она видит, как глаза мальчика-слуги расширяются.

– Что ж, – говорит Элеонор, – мне его жаль.

– Прости?

– Действительно жаль. Надеюсь, кто‐нибудь, по крайней мере, научил тебя, как сделать его счастливым.