Дом там, где твое сердце

И ведь всё было хорошо. Марис перевёл взгляд с дочери, бодро ползающей по ковру, на настороженную жену. Целых семь месяцев. Кристиана росла, Элиза угомонилась, стала вести себя, как подобает достойной молодой женщине. Может, немножко более скованно, чем хотел бы её супруг, но выше всех похвал в глазах высшего света. Конечно, в силу своего материнства она почти не участвовала в раутах, балах и охотах, а когда выезжала, вела себя молчаливо и сдержанно; однако Марис ловил себя на мысли, что эта замкнутость притягивает его взор больше разукрашенных фривольных дам. Уж как крутилась и извивалась вокруг Элен-Франсуаз, пытаясь привлечь его! Пока однажды Элиза не отыскала её и его, зажатого дамой в вынужденном tête-a-tête в углу оранжереи, и безучастным голосом не озвучила все травмы, которые она нанесёт вышедшей из берегов воспитанности кокотке. По глазам было видно, Элен-Франсуаз поверила. Дрогнула. Отстала, подыскав себе новую жертву среди аристократов. Марис пытался выразить жене свою благодарность, но не заметил, чтобы это тронуло Элизу.

– Ты принадлежишь мне, – жена дёрнула плечиком. – Я не делюсь.

И тем не менее, жизнь шла хорошо. До получения треклятого письма Лаймен, доставку которого Марис не смог утаить от Лиз. Вести с родины, где Элиза не была более двух лет, взволновали её. А более всего тот факт, что Лаймен Стронберг ничего и не писала о её семье. Прикажете упоминать о крестьянах? Пфе, сударь мой, моветон! А не угодно ли и о свинячьем опоросе?

– Читай, – дрогнувшим голосом попросила Лиз. Марис вздохнул, достал второй лист из конверта.

« …далёкое расстояние, любезный сын, делает новости не совсем таковыми, пока почтовые кареты домчат нам твои послания. Вот и узнала я, что родилась у тебя дочь, когда малышке уж месяца три исполнилось. Но это ничего, возблагодарить Господа никогда не поздно! Надеюсь, что и супруга твоя…»

Быстрый взгляд на Элизу.

« …пребывает в добром здравии и сможет по прошествии приличествующего времени одарить тебя сыном-наследником…»

Лиз хмыкнула, встала, стремительно отошла к окну. Марис читать не перестал, зная, что она всё равно слушает.

« …новости есть и у нас. С полгода назад Аделаида объявила, что она в тягости, а всё оттого, что ездила она к святым мощам на поклон. Наверное, сила святых помогла, ибо ребёночка она не скинула, как прежде, и теперь ходит круглая, что твоя бочка. И радоваться бы мне милости такой, да вот сомнение гложет: Раймонд ли семя посеял то? Не в себе он с тех пор, как девка его деревенская в лесах сгинула…»

Лиз крутанулась вокруг своей оси, в ужасе уставилась на Мариса, отвечавшего ей беспомощным взглядом. Оба они понимали, что «деревенской девкой» могла быть только Линета Линтрем.

Марис наскоро просмотрел остатки письма.

– Ничего интересного. В основном, догадки, кто может быть отцом ребёнка Аде. Maman грешит на молодого поручика, гостившего по соседству. Сетования, что здоровье отца пошатнулось, от Рея помощи никакой, и maman приходится лично направлять и проверять управляющего, чтобы всё делалось вовремя и не воровал.

– Я должна ехать туда, – Элиза кусала губы. – Я же неблагодарная! Уехала и забыла. А мама уже тогда чувствовала себя нехорошо.

– Там брат твой, – возразил Марис. Пускаться в далёкое путешествие с семимесячной дочерью на руках не хотелось.

Элиза вскинулась горячей лошадкой:

– А что брат? Куда Георгу, помимо своих детей, ещё пять сестёр малолетних? Что с Линетой случилось? Как там… Андрес?

Муж явственно скрипнул зубами. Лиз глянула виновато – но не остановилась.

– Нельзя скрываться в Париже и далее. Ты решил, мы едем?

Проще всего было настоять на своём праве главы семьи единолично принимать решения. Только Элиза ему подобного манифеста не простит.

– Ma cherie, ну что ехать-то? Кристиана ещё мала, ты её к груди прикладываешь. Пусть ей хотя бы год исполнится. А там, на родине, уже всё, что было суждено, произошло.

Элиза слушала его и даже кивала, и Мариса обманул её покорный вид. Он думал, что если её сейчас задержать в Париже на полгодика, то острота переживаний схлынет, а там, глядишь, к зиме она и вторым беременна будет. И опять же нельзя пускаться в дорогу, положение-то деликатное!

Решение приняла сама жена. Три недели она думала и готовилась, а потом исчезла, забрав из стола мужа мешочек с золотом, а взамен оставив послание.

«Мне ждать нечего и некогда. Там моя мать и сёстры, они нуждаются во мне. Береги Тину. Вернусь, наверное».

«Наверное» встревожило. Кому, как не Марису, было знать, в присутствии Андреса Ресья «наверное» легко могло превратиться в «не вернусь». И как эта идиотка доберётся до Швеции? Проехать несколько неспокойных, чужих государств, имея при себе только деньги… её убьют на первом же перевале…

Стронберг кинулся следом, верхом, в изматывающей погоне.

Часть 4. Время замкнуть круг

Глава 42