Дом толерантности

– Защищаешь ее?! – сердитый голос хозяйки дома, так же отказавшейся доедать котлету, звучал еще громче: – Зря! Дурь у нее в голове играет. Беда по пятам идет за ней, а она слепая. Горе принесет ей этот Анзор. И ничего больше. Ты это знаешь, но боишься ей правду сказать. И все видят: стоило тут появиться Анзору, как парк наполовину вырубили, собак потравили, ненужных магазинов-живопырок понавтыкали, где попало. Во дворе уже на скамейке не посидишь – одни черные ходят, права качают. Дом наш эти черные заселяют, квартиру за квартирой… Вчера в соседнем подъезде мужик помер невзначай… Говорят, здоровый был, но кто-то помог уйти на тот свет. Сегодня в его квартиру уже новый кавказец въехал. А нашей Маше хоть бы хны… Привела чужака, губы надула…. На мать обижается.

– Ладно, я поговорю с ней, она, надеюсь, все понимает, – решительно заявил Николай Степанович, пытаясь поставить точку во вспыхнувшей ссоре.

Ольга Владимировна снова пододвинула к себе тарелку, воткнула вилку в котлету. Обещание мужа немного охладило ее пыл. При частых болях в сердце нельзя было не только психовать и кричать, но даже волноваться. Появление в доме грозного бородатого деда она восприняла, как недобрый знак, как посягательство на спокойствие и благополучие ее семьи. А тут еще и доверчивость дочери, готовой распахнуть двери квартиры всякому встречному, и эти ее непонятные занятия танцами с Анзором. Терпеть загадочные поступки младшей дочери ей осточертело. Интуиция подсказывала: к ее семье незаметно, издалека, тихой змеей, подкрадывается какая-то огромная опасность. Нужно было сопротивляться, кричать, звать на помощь Николая. К нему Маша прислушивается, его она побаивается. Может, все обойдется, и беда пройдет мимо их дома. Может, послушает отца и перестанет встречаться с Анзором.

– Она сама весь вечер рассказывала мне, как кавказцы в деревне дома скупают, – продолжила Ольга Владимировна, перейдя с сердитого голоса на жалостливый. – Поля берут, скот… Скоро все заграбастают. Старух выживают, а дома их за копейки скупают. Куда власть смотрит?

– Все просто, – заключил Николай Степанович тоном профессионала. – Наша молодежь бежит из деревень, не желает скот пасти, а чеченцы, дагестанцы и даже киргизы с удовольствием едут в деревни, за те же деньги там работают. И как тут властям поступить. Выгнать пришельцев? Так в пустых деревнях вообще некому будет жить и работать. У нас в городе почему улицы подметают таджики? Да потому, что русских не заставишь. Приезжим на красивую жизнь приходится зарабатывать. А нашим красивую жизнь подавай сразу, чтобы не работать и миллионы получать… Правильно я говорю, Максимка?

Отец посмотрел на сына, выпившего стакан виноградного сока и потянувшегося за вторым.

– Каждый должен заниматься своим делом, – воскликнул Максим с горячей простодушной верой в сказанное.

– Заставь-ка его ехать в экспедицию или идти на завод, – продолжил отец с большей настойчивостью, при этом лукаво подмигивая сыну. – Не получится. Его, как и все их поколение, от компьютеров не оторвать. Тут в страну беда пришла общая, как и в Европу: зачем нам, местным, работать, когда эту работу сделают приезжие, гастарбайтеры? Исчезла мотивация труда. Все жаждут управлять, командовать, руководить, но не стоять у станка, не подметать улицы. Результат плачевен, он повсюду на виду: местные пьют, влачат жалкое существование, деградируют… А на их место приходят или их место отвоевывают более активные, трудолюбивые…

– Идут пассионарии, – добавил коротко и нахально Максим.

– Кто это? – спросила Ольга Владимировна.

– Мама, читать надо Гумилева, – с упреком заявил сын. – Загляни в компьютер. Пассионарии – это те, кто покоряет слабых.

– Во-во, они нас, действительно, покорят. Без всякой войны.

Ольга Владимировна почувствовала, что ею снова овладело то мучительное чувство надвигающейся беды, которое она часто испытывала в последние дни.

– Дай Бог, нам всем поможет ассимиляция и глобализация, – заумно произнес Николай Степанович. – Терпимее надо быть друг к другу. И все образуется. Терпимее.

– Мы за толерантность! – провозгласил Максим.

– А это кто такие? – раздраженно спросила Ольга Владимировна.

– Не кто, а что. Толерантность – это терпимость.

– Тьфу ты, одни нерусские слова. Скоро не только терпеть друг друга перестанем, но и понимать. Вы как хотите, будьте толерантными, а я в своем доме терпеть негров не буду. Я кого родила, с тем и живу. Кого пригласила в гости, того и угощаю, того и привечаю. А чужие пусть у себя живут, пусть у себя толерантность разводят. Включите телевизор, посмотрите, что в Киргизии творится: у русских и земли, и магазины отнимают. Сжигают дома. Мы этим киргизам заводы, школы, колхозы отстроили, а они называют нас фашистами.