Теблорский воин хмыкнул:
— Я уже повздорил с Икарием, и ни один из нас не победил.
Он хлопнул по каменному мечу.
— Тогда моё оружие было деревянным, но теперь я ношу это. В следующий раз, когда мы встретимся, Икария не спасёт даже коварство Маппо Коротышки.
Оба яггута надолго замолчали, и Карса, увидев, как на лице Фирлис отразилась тревога, понял, что яггутка разговаривает с Киннигигом. Взгляд охряных глаз метнулся к теблору, затем вновь ушёл в сторону.
Наконец Киннигиг испустил долгий вздох и сказал:
— Карса Орлонг, сейчас она призывает ближайший табун — единственный известный ей табун, который достаточно близко и откликнется на первый же зов. Она надеялась на большее — вот доказательство того, как мало осталось яггских коней.
— Сколько голов в этом табуне?
— Не могу сказать, Карса Орлонг. Как правило, их не больше десятка. Те, что сейчас идут к нам, возможно, последние лошади в Ягг-одане.
Карса резко поднял взгляд: вдали послышался стук копыт, от которого подрагивала земля.
— Думаю, их больше десятка, — пробормотал он.
Киннигиг, морщась от усилий, выпрямился.
Какое-то движение внизу. Карса обернулся.
Земля содрогнулась, громовой рёв доносился сейчас со всех сторон. Дерево за спиной Карсы тряслось, будто от налетевшей бури. Разумом теблор услышал, как вскрикнула Фирлис.
Коней были сотни. Серые, словно железо, много крупнее тех, что выращивало племя Карсы. Быстрые, встряхивающие чёрными гривами. Жеребцы вскидывают головы и брыкаются, чтобы расчистить себе место. Кобылы с широкими спинами, рядом бегут жеребята.
Их не сотни — тысячи.
В воздухе стояла пыль, ветер поднимал её и закручивал спиралями, будто собираясь бросить вызов самому Вихрю.
Масса диких лошадей покрыла холм, и гром внезапно стих. Все животные замерли, собравшись в широкий железный круг и обратившись головами к центру. Наступила тишина, и только пылевое облако кружилось, уносимое ветром.
Карса вновь обернулся к дереву.
— Похоже, Фирлис, тебе не стоит беспокоиться, что они исчезнут. Я никогда ещё не видел стольких жеребят и однолетков. Не говоря уж о табуне таких размеров. Должно быть, тут десять или пятнадцать тысяч голов — мы даже не можем разглядеть всех.
Похоже, Фирлис была не в силах ответить. Ветви всё ещё тряслись, подрагивали в горячем воздухе.
— Ты говоришь правду, Карса Орлонг, — прохрипел Киннигиг, с пугающей напряжённостью глядя на теломена тоблакая. — Табуны собрались вместе — и некоторые пришли издалёка, отвечая на зов. Но не на зов Фирлис. Нет, не в ответ на её зов. А в ответ на твой, Карса Орлонг. И на это ответа у нас нет. Но теперь ты должен выбрать.
Карса кивнул и принялся разглядывать коней.
— Железное дерево, единственный оставшийся мне выбор. В моей стране мы пользуемся кровь-деревом.
— Да.
— Но у меня его нет.
— Кровь-дерево и кровь-масло, — произнёс Киннигиг. — Фирлис, этого объяснения недостаточно.
Карса оставил их спорить и, воткнув меч в землю, спустился к ждущим лошадям. При его приближении жеребцы начали трясти головами, и теблор улыбнулся — осторожно, не показывая зубы, зная, что кони считают его хищником, а себя — добычей.
— Не ты, гордец. Ты нужен стаду больше, чем мне.
Карса приметил другого жеребца, только вошедшего в зрелый возраст, и двинулся к нему. Он шёл неторопливо и под таким углом, чтобы конь его видел.
У этого жеребца грива и хвост были белыми, а не чёрными. Длинные ноги, по гладкой шкуре пробегала рябь, когда сокращались мышцы. Серые глаза.
Карса остановился в шаге от него. Медленно вытянул правую руку, пока кончики пальцев не легли на подрагивающую переносицу коня. Потом начал усиливать давление. Жеребец противился, отступил на шаг. Карса надавил сильнее, испытывая гибкость шеи. Ещё сильнее, шея гнулась, пока подбородок коня едва не улёгся на грудь.
Потом Карса перестал давить, но не убрал руку, ожидая, чтобы жеребец медленно выпрямил шею.