Дом Цепей

Ты запер двери,

Забрал решётками окна

Во внешний мир,

Каждый портал запечатал

И теперь видишь то,

Чего ты страшился, —

Пришли убийцы,

И они уже в Доме.

Таланбал. Дом

Глава восемнадцатая

По наковальне Святой Рараку пламенем билась ярость богини Вихря.

Шли легионы в пепле крови, выжженной солнечным оком, войска холодного железа.

Там, в высохшей гавани мёртвого города, где армии собирались на битву, Худ шёл по обречённой земле, по которой ступал уже столько раз.

Рыбак. Разделённое сердце

Она ползком пробиралась вдоль аккуратно уложенных обтёсанных камней, к самому краю котлована — зная, в какой ярости будет мать, когда увидит испорченную одежду, — и наконец добралась до места, откуда могла видеть сестру.

Тавор забрала игрушечных солдатиков брата, вырезанных из рога и кости, и устроила среди обломков разрушенной стены поместья, которую чинили работники, миниатюрное сражение.

Только много позже Фелисин узнала, что её девятилетняя сестра воссоздавала конкретную битву, извлечённую из исторических трудов, — столкновение вековой давности между Унтанской армией и восставшим Домом К’азз Д’Аворов. Битва, которая закончилась уничтожением сил изменнической благородной семьи и покорением Д’Аворов. И что, взяв на себя роль герцога Кенуссена Д’Авора, сестра перебирает все возможные тактические решения, ведущие к победе его армии. Застрявшей волею стечения неудачных обстоятельств в долине с крутыми склонами, безнадежно уступающей противнику числом. Военные историки единодушно соглашались, что такая победа невозможна.

Фелисин так и не узнала, преуспела ли её сестра там, где Кенуссен Д’Авор — общепризнанный военный гений — потерпел неудачу. Её слежка стала привычкой, увлечение холодной, равнодушной Тавор — одержимостью. Фелисин казалось, что её сестра никогда не была ребёнком, никогда не умела просто играть. Она шагнула в тень брата и стремилась лишь остаться там, а когда Ганоса отправили учиться, Тавор чуть заметно преобразилась. Казалось, будто выйдя из тени Ганоса, она сама превратилась в его тень, отрезанную и неприкаянную.

Но в те давние годы такие мысли не посещали Фелисин. Её одержимость Тавор существовала, но источник этой одержимости оставался неопределённым, как это свойственно детям.

Клеймо смысла всегда приходит потом, подобно взмахам кисти, сметающей пыль с резного камня.

У самого края разрушенного города, на южной стороне, земля резко спускалась туда, где некогда были ступени илистой глины, расходящиеся веером по старому ложу гавани. Столетия палящего солнца отвердили эти изгибы, превратив их в широкие твёрдые скаты.