Дом у дороги

Когда и где я рухнул, я не помню, помню только, что постарался упасть на спину, чтобы не в снег лицом. Было небо, голубое, потом сиреневое, потом черное. Всё было черное, и я осознавал, что это не вокруг меня, это — я сам. Я — это всё, всё — это я.

Мне по-прежнему было плохо, где-то внутри меня что-то было не так. И я стал смотреть внутрь себя, я стал падать в пропасть, превращаясь в маленький-маленький комочек. Я уменьшался стремительно, пока не стал крохотным огоньком в цепочке себе подобных, но я всегда помнил, что я то огромное "Всё".

Мы неслись куда-то и в ряд, и кучей, мы строили геометрические фигуры, и тут же распадались. Я знал почему: фигуры были "неустойчивы". Миллионы раз мы пытались объединиться, но ничего не получалось, не совпадало какое-то условие. Я понял: мы должны были быть одинаковыми, жестко одинаковыми, а один из нас не такой. И он мешает всем.

Я его заметил, я его выбрал, я упал в него как щепка в костер, снова стремительно уменьшаясь. То, что я увидел словами описать невозможно, я только понял, что это мой предел уменьшения, и надо искать другие пути…

Снег был ослепительно белый, ошалелый охотник долго не мог прийти в себя. "Ты хочешь взглянуть на всё моими глазами?" — спросил я мысленно этот невидимый голос. "Да". "Ты внутри или снаружи?" "Это одно и то же". "Не понимаю!!!" "Не надо. Невозможно. Нельзя".

Наконец я вспомнил, кто я. Тело не слушалось, я обретал его еще долго. Сначала встал на колени, потом во весь рост. Первое, что захотелось — это напрочь забыть всё, что понял, избавиться от наваждения и стать просто охотником Редли, а не всей вселенной. Я огляделся, помотал головой, протер лицо снегом и медленно побрел к дому.

Король продолжал изучение Книги Судеб, принцесса лежала на кровати за шкафом, грустная и усталая.

— Ты пришел…

— Меня долго не было?

— Долго. Целый час.

— Ты не заболела, девочка?

— Устала… Ты знаешь, а я постарела.

Я сел рядом, потрогал ее лоб. Он был горячий, но не слишком.

— Может, ты просто повзрослела?

— Нет, я постарела. Столько всего случилось за эти два месяца!

— Все еще наладится. Ты будешь счастлива.

— Ты хочешь, чтобы я поехала к Антиною?

— Так будет лучше, принцесса.

— Это потому что ты любишь Жозиану?

Я заметил, что рука ее дрожит в моей руке, но голос ее был слишком тих, чтобы расслышать в нем волнение.

— Нет, ну что ты. Я не люблю Жозиану.

— Она хитрая. Я столько раз ей про тебя говорила, а она ни разу не сказала, что знает тебя. Я глупа, правда?

— Ты прекрасна.

— Когда ты так говоришь, у меня все обрывается внутри. Не говори так… и не смотри так!

Я только покачал головой.

— По-другому не могу.

— Ты меня любишь?

— Конечно.

— Но я все равно должна уехать? Почему?

— Со мной тебе будет скучно. Ты хотела стать королевой? Ты станешь ею. Ты полюбишь Антиноя и будешь счастлива.

— А ты? Как же ты?

— А я охотник… пора уже обедать, тебе не кажется?

— Ты опять уходишь?

— Надо сварить что-нибудь. Король, наверно, тоже голоден.

— Голоден! — сказал король из-за шкафа.

— Вот видишь, — улыбнулся я ей.

Она о чем-то глубоко задумалась.

.

*. /\ / /

/\ /\ /\ / /

* / \ /\ // /

/ \. /\ / /

. / \ /\ / /

/ \/ \ / /

/ \ \ / /

/ \

/ \ /

/ /

Ближе к вечеру мы сидели у камина и о чем-то беседовали. Голос больше не приставал ко мне, но я уже начал беспокоиться за Тома. Никогда бы не подумал, что способен так трястись за себя самого!

Я обнимал принцессу за плечи, и больше всего нам обоим хотелось, чтобы король куда-нибудь исчез или крепко заснул. Наверное, тогда я бы все-таки поцеловал ее. Но король сидел с нами и хмуро на нас поглядывал. А потом вообще зашел знакомый крестьянин Анри из соседней деревни. Я узнал его по голосу, потому что сидел спиной к двери.

— Сидите тут, — сказал он, шумно дыша, — а охотника убили!

— Ой! — прошептала принцесса.

И я, как во сне выслушал, что он убит на переправе стрелой в спину, что он лежит в доме у паромщика, что тот, кто стрелял, скрылся в лесу… Анри говорил что-то еще, уже незначащее. И тогда я встал. И тогда он увидел меня и закричал.

Через минуту я уже летел на Фавне по исчезающей в сумерках дороге. Я поклялся найти этого стрелка и убить. Других мыслей почему-то не было.

Я был невменяем и даже не позаботился о том, чтобы не напугать семью паромщика. Поднялся сплошной визг, когда покойник живой и невредимый вошел к ним в дверь. Охотник Редли лежал на циновке лицом вниз, между лопаток торчала стрела. Я сломал ее и поднес к глазам, чтобы рассмотреть и, может быть, понять, кто ее хозяин. И я понял. Стрела была моя.

— Не орите! — рявкнул я, — я не оборотень. Я его брат.

Он не показался мне тяжелым. Я положил его поперек седла и взял оленя под уздцы. Мы шли медленно и долго. Уже совсем стемнело, я не видел дороги, передо мной были только полные ужаса синие глаза принцессы. Ну, зачем я его отпустил!

Мы с Самсоном закопали его за домом, у самого леса. Земля еще не промерзла насквозь и копалась сравнительно легко. У меня было чувство, что я сам зарыт в этой могиле.

— Он ведь не брат тебе, — сказал Самсон.

— Он больше, чем брат.

— Как он попал к нам?

— Какая теперь разница!..