– Он находится в глубоком летаргическом сне, – сказал достойный священнослужитель. – Он угасает… жизнь его, сэр, утекает, как вода в клепсидре… с каждым часом ее все меньше и меньше… и вскоре не останется совсем.
– Что это такое – эта чертова клепсидра? – спросил Клафф Тула, когда они вместе возвращались в клубную комнату.
– А! Уф! Одна из мифических опухолей эпидермиса, которые упоминает Плиний, – его опровергли еще десять веков назад… ха-ха-ха! – Тул, подмигнув, рассмеялся и добавил: – Вы ведь знаете доктора Уолсингема.
И джентльмены принялись делиться бессвязными предположениями по поводу убийства, упоминая и Наттера, поскольку всем уже было известно, что выписан ордер на его арест.
– Мое мнение таково, – заговорил Тул, выбивая трубку о полку внутри камина (доктор обыкновенно курил молча, зато в остальное время давал своему языку полную волю), – и ставлю гинею, что окажусь прав: бедняга утопился. Наттера знали немногие, и, наверное, никто не знал его лучше, чем я. Можно было подумать, что он вообще ничего не чувствует и ни на что не откликается, вроде этой полки в камине, а в то же время во всей Ирландии не было второго такого ранимого, легкоуязвимого человека… честно, сэр… а с виду словно стальной. Я скажу вот что: если он и имел отношение к этой мерзкой истории, как утверждают некоторые, то – ставлю свою голову против фарфорового апельсина – битва была честная, лицом к лицу. Клянусь Юпитером, сэр, бедный Наттер не был трусом. Нет, не подлец и не убийца –
– Многие думают, что он бросился в реку, не выходя из собственного сада, бедняга, – заметил майор О’Нейл.
– Ну нет,
– А что думаете
– Честное слово, – живо отозвался Дейнджерфилд, с громким шелестом опуская на колени газету, – в эти вопросы я предпочитаю не вмешиваться. Конечно, причины у него были серьезные, и что они друг друга терпеть не могли, я тоже знаю. Однако я совершенно согласен с доктором Тулом: если это Наттер, то, осмелюсь сказать, схватка была честная. Вначале, допустим, перебранка, затем, в запальчивости, удар – у Стерка была с собой трость, причем чертовски тяжелая, а он не такой парень, чтобы позволить сбить себя с ног. Осмелюсь предположить: если Наттера – живого или мертвого – найдут, на нем обнаружатся какие-нибудь отметины.
Клафф мысленно пожелал всей честной компании – за исключением самого себя – провалиться в тартарары; он пытался взять реванш у Паддока и проиграл уже трижды, причем один раз всухую. Маленький Паддок выигрывал потому, что удачно метал. В шашки он играл неважно; кроме того, поблизости был Дейнджерфилд, этот отвратительный и непостижимый денежный мешок, который «наполз, подобно летней туче», когда небо удачи Паддока было как никогда ясным и солнечным, а при виде соперника мысли лейтенанта всегда переносились в Белмонт, к его прекрасной даме.
Когда в том же направлении устремлялись думы Клаффа, они бывали весьма приятны. Он полагал, что делает успехи: тете Бекки понравилось с ним беседовать; она часто говорила о Паддоке, причем всегда едко. Клафф, который в некотором роде покровительствовал Паддоку, неизменно – надо отдать ему должное – с осторожной почтительностью возражал. Тетя Ребекка выслушивала его весьма внимательно и говорила, качая головой: «Вы слишком добрый человек, капитан, а он никогда не отплатит вам за ваши старания,
Да, Клафф знал, что высшие силы благосклонны к Дейнджерфилду; нелепые чувства – чтобы не сказать страсть – Паддока расцениваются как вызывающие, а к тому же еще его причастность к неудавшемуся столкновению бедняги Наттера с бравым О’Флаэрти, которое возмутило тетушку Бекки до глубины души. При обычных обстоятельствах тетя Бекки бывала незлопамятна и отходчива, но в данном случае враждебные, мстительные чувства в ней, казалось, укоренились.
– Ладно, о нем довольно, ничего не стоит найти более приятную тему; но вы же не станете отрицать, капитан, что это низкое двуличие: в разговорах со мной прикидываться, что осуждаешь дуэли, а потом, при первой же возможности, согласиться быть секундантом.